Лед - Бернар Миньер

Отец сунул список в карман, поцеловал Марго в лоб и заявил:

— Я над этим поразмыслю.

К вечеру погода поменялась. Пошел дождь, поднялся сильный ветер, и они спрятались под матерчатым навесом возле одной из витрин, сверкающих в центре города. На украшенных к Рождеству улицах было полно пешеходов и машин.

Интересно, какая погода в горах? Идет ли снег? Он вдруг представил себе Юлиана Гиртмана в палате института. Тот вытягивается во всю длину своего огромного тела, чтобы посмотреть, как за окном тихо падают снежные хлопья. Со вчерашнего дня, после разговора с Ирен Циглер в автомобиле, Серваса практически не покидала мысль о швейцарце-великане.

— Папа, ты меня слушаешь?

— Да, конечно.

— Ты не позабудешь о списке?

Он заверил, что не позабудет, и предложил ей зайти выпить по чашечке кофе в кафе на площади Капитолия. К его огромному удивлению, она заказала пиво. Обычно дальше кока-колы дело не шло. Серваса как громом поразило. Девочке ведь уже семнадцать, а он, несмотря на очевидные анатомические изменения, все еще продолжает относиться к ней как к пятилетней. Может, из-за этой близорукости он в последнее время толком не понимал, как вести себя с дочерью. Взгляд отца снова упал на синяк у нее на щеке. Он пригляделся к Марго. Под глазами у нее были круги, она грустно разглядывала свой стакан с пивом. У Серваса сразу возникла куча вопросов. Почему она грустит? От кого ждала звонка во втором часу ночи? Что это за синяк на щеке?

«Вопросы сыщика, — сказал он себе. — Нет, отца».

— У тебя синяк… Как угораздило?..

— Что? — Она подняла глаза.

— Синяк на щеке… Откуда он взялся?

— Э-э… я ударилась. А почему ты спрашиваешь?

— Где?

— Это так важно?

Тон был вызывающий. Он поневоле покраснел. Легче допрашивать подозреваемого, чем собственную дочь.

— Нет, — отозвался Сервас.

— Мама говорит, твоя беда в том, что ты повсюду видишь только плохое. Профессиональная деформация восприятия.

— Может, она и права. — Пришла его очередь опустить глаза.

— Я встала ночью пописать и наткнулась на дверь. Такое объяснение тебя удовлетворяет?

Он в упор посмотрел на нее, прикидывая, стоит ли верить. Версия правдоподобная, ему тоже приходилось разбивать себе лоб среди ночи. Однако в ее тоне и в агрессивности, с какой она ответила, было что-то такое, отчего ему стало не по себе. Или он напридумывал невесть что? Почему он насквозь видит тех, кого допрашивает, а собственная дочь для него непроницаема? И вообще, почему он во время следствия чувствует себя как рыба в воде, а в простых человеческих отношениях пасует? Сервас знал, что скажет психоаналитик. Тот заставит рассказать о детстве…

— А не пойти ли нам в кино? — предложил он.

Тем же вечером, поставив тарелку с ужином в микроволновку и выпив кофе — Сервас обнаружил, что натуральный кончился, и ему пришлось воспользоваться старой просроченной упаковкой растворимого, — он снова углубился в биографию Юлиана Алоиза Гиртмана. На Тулузу опустилась ночь. На улице дул ветер и шел дождь, а у него в кабинете царила музыка Малера, льющаяся из гостиной, на этот раз Шестая симфония. Поздний час и полумрак, озаренный только рабочей лампой и монитором компьютера, способствовали приходу долгожданной сосредоточенности. Сервас достал блокнот, стал записывать свои наблюдения и быстро исчеркал множество страниц. Под несущиеся из гостиной звуки скрипок он изучал карьеру серийного убийцы. Швейцарский судья запросил психиатрическую экспертизу, чтобы установить степень вменяемости подсудимого. После серии долгих бесед назначенные эксперты сделали заключение: «абсолютно невменяем». При этом они ссылались на бредовые состояния, галлюцинации, интенсивное употребление наркотиков, несомненно вызывавшее и усиливающее шизофрению, и на полное отсутствие эмпатии, то есть сопереживания. Последний пункт был неоспорим и для Серваса. Согласно отчету, у пациента «не было ни психических ресурсов, чтобы контролировать свои действия, ни степени свободы, позволяющей делать выбор или принимать решения».

Судя по сведениям, которые Сервасу удалось почерпнуть на швейцарских сайтах судебной психиатрии, эксперты были приверженцами научных методов и оставляли очень мало места для личной интерпретации. Они подвергли Гиртмана многократному тестированию, заявляя, что опираются на DSM-IV, статистический справочник умственных расстройств. В голову Сервасу пришла странная мысль. Вдруг Гиртман знал этот справочник не хуже экспертов?

Как бы там ни было, учитывая опасность пациента, они рекомендовали для пущей уверенности поместить его в специализированное учреждение на бессрочный период. Перед тем как попасть в Институт Варнье, Гиртман побывал в двух швейцарских психиатрических больницах. Он не был единственным пациентом сектора А, прибывшим из-за рубежа, поскольку институт являлся первым, взявшим на себя ответственность за психиатрическое лечение в рамках будущего общеевропейского юридического пространства. Читая эти строки, Сервас нахмурился. Интересно, что они имели в виду, если учесть, что правосудие в разных европейских странах отличается и по сути законов, и по срокам наказаний, и по бюджету? Франция, к примеру, по численности населения уступает Германии, Нидерландам или Великобритании.

Поднявшись, чтобы взять банку пива из холодильника, он размышлял об очевидном противоречии между личностью Гиртмана, социально интегрированного и профессионально признанного, о котором писала пресса, и мрачного субъекта, находящегося во власти неконтролируемых фантазий об убийствах и патологической ревности, описанного экспертами. Джекил и Хайд?[18]Или благодаря своему дару манипулятора Гиртману все-таки удалось избежать тюрьмы? Сервас охотно поставил бы на вторую гипотезу. Он был убежден, что, впервые появившись перед экспертами, швейцарец прекрасно знал, как себя надо вести и что говорить. Значит, они имели дело с талантливым актером или с несравненным манипулятором. Как же его расколоть? Окажется ли психолог, вызванный жандармерией, более искусным, чем эксперты, которых ему удалось обвести вокруг пальца?

Интересно, какова связь между Гиртманом и Ломбаром? Единственное, что тут просматривается, это географическая близость. Может, Гиртман похитил коня по чистой случайности? Эта мысль пришла ему в голову, когда его везли мимо конного центра? Но конюшни находятся в отдалении от крупных дорог, пролегающих в долине. Гиртман не мог там оказаться. Но даже если коня убил он, то почему собаки никак не отреагировали на его присутствие? Почему преступник не воспользовался этим, чтобы сбежать? Как ему удалось отключить систему сигнализации в институте? За каждым вопросом возникал еще один.

Внезапно Сервас подумал совсем о другом. У его дочери грустный взгляд и круги под глазами. Почему она выглядит такой усталой и печальной? Дочка сразу ответила ему во втором часу ночи. От кого она ждала звонка? И этот синяк на щеке… Объяснения Марго его не убедили. Надо будет поговорить с ее матерью.