Глоток мертвой воды - Альбина Нури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пахло здесь неприятно: сыростью и еще чем-то. Густой, душный запах так и лез в нос. Внутрь пещеры вел длинный черный коридор, рассмотреть что-то впереди себя было невозможно.
Мальчики стояли возле самого входа, стиснув в руках фонарики. Алик нажал на кнопку. Яркий острый луч заплясал у их ног, храбро вспарывая тьму, облизывая горячим языком стены.
«А вдруг наши фонарики сломаются и свет погаснет? Что тогда? Мы ведь даже не поймем, с какой стороны искать выход!» – подумал Илюша.
Оказавшись наконец около пещеры, он ощущал странную робость и – хотя ни за что не признался бы в этом остальным – нежелание идти дальше. Руки покрылись «гусиной кожей», и дело было не только в том, что из пещеры веяло холодом.
Ему вдруг показалось, что в темной сырой глубине их поджидает нечто зловещее; что, зайдя внутрь, они окажутся в ловушке, в пасти древнего безжалостного чудовища, которое ни за что не выпустит их обратно живыми.
«А если те, кто не вернулся, до сих пор блуждают там, в темноте? – думал Илья. Страх ледяной змейкой полз между лопаток. – Они отвыкли от дневного света, ослепли и сошли с ума и теперь ненавидят всех, кто может видеть солнце! Что, если они хотят утащить нас за собой, и потом…»
– Пошли, что ли? Чего испугались? – оглянулся на друзей Санёк, который шел чуть впереди.
Конечно, он прав: чего бояться? Пещера – это всего лишь пещера, даже если и огромная. Никого там нет. Да и потом, они же все вместе.
Илюша и Алик догнали друга и, плечом к плечу, двинулись внутрь пещеры. Вскоре их маленькие фигурки растворились в ледяном чернильном мраке.
– Случилось это в августе. Я в отпуске была, на море, вернулась – а тут такое!.. Весь поселок гудит, – сказала Нина Павловна.
– Что с ними случилось? – спросил Михаил.
– Студенты и разные там, как сейчас говорят, экстремалы время от времени забирались в пещеру. Иногда и пропадали, не могли дороги найти. Нормальный-то человек в пещеру ни за что не полезет. Исследователи не в счет, у них работа такая, – словно не слыша, проговорила Нина Павловна. – А дети… они и есть дети, им любопытно… Не знаю, как так вышло, только Алик в это озеро свалился.
Михаил нахмурился. Об этом происшествии сестра ему не говорила.
– Ни Илюша, ни Саня никогда не рассказывали, что там произошло. Я много раз пыталась расспросить Илюшу, но он всегда отвечал одно и то же: не помню. Вдвоем они вытащили Алика из воды, выволокли из пещеры, кое-как добрались до дому. Алик был без сознания. Несколько дней в областной больнице пролежал, не приходя в себя. Маша от сына ни на минуту не отходила. А потом он очнулся.
Нина Павловна произнесла это таким тоном, что сомнений быть не могло: она сожалеет, что так вышло.
– Мальчик был совершенно здоров, хорошо ел, отлично учился, был бодр, весел и ловок. Все шло, как прежде, – сказала она, – за одним лишь маленьким исключением: это был не Алик.
– В каком смысле – не Алик? – Михаил попытался усмехнуться.
– В прямом. Сначала, когда Маша сказала об этом Тане, а та – мне, мы обе решили, что у нее, прошу прощения, от переживаний крыша поехала.
– А что она рассказывала? – Ему сестра не обмолвилась ни словом. Но удивляться тут нечему – они ведь практически не общались.
– Много чего. Мария-то ваша была не из пугливых. Как говорится, палец в рот не клади: прямолинейная, шумная, языкастая. Любого могла на место поставить. Ее у нас даже некоторые БМП звали – боевая машина пехоты. За глаза, само собой. Вы извините, но люди удивлялись, как у них с Леонидом мог такой сын получиться. Леня тоже был боевитый, грубоватый. А Алик… – Нина Павловна замялась, подбирая подходящее слово. – Не обижайтесь, но вы ведь с ним почти не знакомы. Он был как ангел. Не от мира сего. Мухи не обидит, на редкость добрый, открытый ребенок. Он даже и не шалил никогда. Книжки читал, одну за другой, сам истории сочинял. Животных любил: кошки, собаки за ним по пятам ходили…
Ясно было, что сейчас Нина Павловна прибавит: Алик стал совсем другим, изменился. Михаил не ошибся: именно это она и сказала. Но, общаясь с племянником, Михаил ничего дурного в нем не замечал.
– Маша рассказывала, один раз взял и всем цыплятам головы поотрубал! Доставал одного за другим – и топориком раз, раз. Холодный стал, говорила. Улыбается как заводной, а глаза ехидные, злые… Да, чуть не забыла!
Нина Павловна поднялась со стула и быстро вышла из комнаты. Михаил поглядел ей вслед. Что она пытается сказать? Истории про мальчишек, про пещеру – зачем ему знать об этом? Совершенно непонятно, с какой целью эта женщина пытается настроить его против племянника.
Хозяйка быстро вернулась. В руках у женщины была фотография, и она протянула снимок Стрельцову.
В первое мгновение ничего необычного он не увидел. Фотограф крупным планом запечатлел троих мальчишек лет восьми. Они стояли на какой-то лужайке, возле разлапистого дерева, положив руки друг другу на плечи, и радостно улыбались в камеру. Ничего особенного, ребятишки как ребятишки.
Темноволосый мальчик, что стоял в центре, был чуть ниже своих товарищей. Более щуплый и тонкокостный, он отличался редкой красотой и правильностью черт. Этим мальчиком был его племянник Александр. Алик.
– Ничего необычного не замечаете? Приглядитесь.
Михаил стал послушно разглядывать снимок.
И увидел.
– Глаза, – изумленно проговорил он, поднимая голову. – Как странно, на этом снимке они почему-то темно-карие, почти черные!
– И на этом, и на всех остальных, которые сделаны до случая в пещере. Глаза у Алика были как уголечки, – подтвердила Нина Павловна. – А стали синие. Это было первое, на что обратила внимание Маша. Она все спрашивала врачей, мол, разве такое может быть? А те и сами недоумевали.
Но эта перемена была лишь первой, самой безобидной, как сказала Нина Павловна.
– Маша рассказывала, проснется ночью, а Алик рядом стоит. Просто стоит и смотрит. И дух от него тяжелый. Сырой могилой тянет. Она вскинется – чего тебе? А он захихикает мелко, как чумной, повернется и уйдет. Дошло до того, что она в свою дверь замок врезала. Да и вообще стала бояться с собственным сыном в доме оставаться.
«Что за чушь собачья?!» – досадливо подумал Михаил.
На деревенскую дурочку Нина Павловна не похожа, учительницей была, начальником почты служит. А она продолжала свой рассказ.
Поначалу Маше никто не верил. Но постепенно остальные тоже стали замечать странности в поведении Алика. Учиться он стал намного лучше, в школу ходил, не пропуская ни одного дня. Раньше часто болел, а тут здоровье стало железное. Он больше не рассказывал забавных историй, зато каким-то непостижимым образом угадывал то, что другие хотели скрыть.
Один раз во всеуслышание заявил, что такой-то мальчик до сих пор писает в кровать. А однажды на уроке литературы встал и спокойно, с улыбкой, сообщил учительнице, что зря она надеется: ее муж после работы так и продолжает бегать к соседке и та уже беременна от него. Несчастная выбежала из класса в слезах, а позже выяснилось, что все сказанное – чистая правда. Учительница подала на развод, уволилась, уехала – и это стало первым случаем в череде отъездов.