Глоток мертвой воды - Альбина Нури

Они зашли в одну из двухэтажек, крайнюю с правой стороны, поднялись на второй этаж. На лестничной площадке, куда выходили четыре двери, вкусно пахло свежей выпечкой, и Михаил понял, что голоден.

Женщина повозилась с замком и отворила дверь.

– Входите, не робейте, – пригласила она и зашла в квартиру.

Михаил поколебался и шагнул следом.

Тесная прихожая казалась просторнее, оттого что каждый сантиметр пространства использовали с толком. На полу лежал симпатичный полосатый коврик. Михаил снял обувь, стараясь не сходить с коврика, чтобы не запачкать вымытые до блеска полы. Хозяйка одобрительно поглядела на гостя – видимо, оценила его усилия по поддержанию чистоты и порядка.

В квартире были две комнаты – такие же идеально прибранные и скромно, но с большим вкусом обставленные и украшенные. Оконные стекла сверкали, как свежевымытые. По-видимому, хозяйка жила одна: никаких следов присутствия мужа, детей или внуков заметно не было.

– Вы не против, если мы на кухне поговорим? Я пирогов напекла. Чаю попьем.

Поведение женщины изменилось: решительность и напор исчезли, теперь она выглядела неуверенной, в голосе зазвучали просительные нотки. Казалось, она сама не понимает, зачем пригласила чужака в дом, и сейчас сожалеет о своем поступке.

– Простите, как вас зовут? – спросил Михаил.

– Нина Павловна.

– Меня вы, видимо, знаете.

Нина Павловна слабо улыбнулась.

Кухня была под стать всей квартире. Михаил присел на стул возле окна. На столе стояли два пирога, прикрытые белейшими вафельными полотенцами.

Михаил ждал, когда Нина Павловна начнет разговор, но женщина не спешила. Вынула из навесного шкафчика чашки, достала молоко, нарезала прозрачными ломтиками лимон. Сбоку раздался пронзительный свист, Михаил так и подскочил на месте.

– Чайник вскипел, – пояснила Нина Павловна. Выключила газ и налила им обоим чаю. – Пироги у меня с капустой и с яблоками – любите?

– Люблю, спасибо.

– Я здесь начальником почты работаю. Точнее сказать, едина в трех лицах: и начальник, и оператор, и почтальон. Сегодня у меня выходной. Выходила в магазин, смотрю – вы туда же зашли. Думаю, подожду. – Нина Павловна произнесла эту фразу так, словно она что-то объясняла.

Михаил ждал продолжения: он все еще не мог понять, что делает в этой чистенькой квартирке.

– Я все думала: говорить с вами или нет. И вмешиваться не хочу, и молчать совесть не велит. Решила так: сама встречи искать не стану, но если случайно увижу – значит, так тому и быть. Вот, увидела.

– Извините, но я так и не понял, в чем, собственно, дело.

– Вы ешьте. – Нина Павловна разгладила белоснежную скатерть, смахнула с нее несуществующие крошки. – Мне просто с мыслями надо собраться. Вроде и подготовилась, надумала, что сказать, а как-то непросто оказалось.

Чай был ароматный и крепкий, а такой вкусной выпечки Михаил отродясь не пробовал. Не отдать должное кулинарному таланту Нины Павловны было невозможно.

– Вам бы бизнес открыть – на «ура» пошли бы ваши пироги.

– Скажете тоже, – улыбнулась она.

– Да я серьезно.

– Вы ведь хотите взять этого ребенка… Машиного сына? – вдруг спросила она.

– Да, – коротко ответил Михаил.

– Понимаете, Алик – друг моего племянника Ильи. Быстро все рассказать не получится, нужно, чтобы вы поняли…

– Ничего, я не тороплюсь, – успокоил женщину Михаил. Все дела были сделаны, осталось только вещи собрать, но это недолго. – Времени – вагон. Рассказывайте.

Нина Павловна бросила на него быстрый вопрошающий взгляд, как будто хотела убедиться, что он не шутит, не издевается.

– Раньше жизнь в нашем поселке не такая была, как сейчас. Кипела, бурлила. Кто-то работал на железной дороге, кто-то – в колхозе. И поликлиника была, и школа-восьмилетка. Сама я много лет в школьной библиотеке работала да еще уроки труда вела у девочек.

В девяностые, по словам Нины Павловны, все потихоньку стало приходить в упадок, а сейчас Выпь была птицей с перебитым крылом: вроде и жива, и барахтается, но понятно, что в небо ей не подняться.

– Природа у нас знатная: поля, лес, озеро, речка прозрачная. – Хозяйка задумчиво глядела в окно, словно оттуда была видна вся эта красота. – А работы нет. Вот люди и бегут. Не все, конечно: у кого-то хозяйство, коров держат, у некоторых – пасека. Старики остаются, которым ехать некуда. Только они уходят один за другим. Видели же, сколько на той стороне, в Правой-то Выпи, домов с заколоченными окнами? – Михаил согласно кивнул. – Молодежь в город рвется. Поликлиника превратилась в фельдшерский пункт, в школу дети ездят в соседний поселок.

– По всей стране множество умирающих деревень, – философски заметил Стрельцов.

– Так-то оно так. Но в нашем случае причины не только политические, экономические, социальные – и какие там еще основания обычно ищут, рассуждая о гибели российской деревни. Выпь оказалась обречена, когда мальчики пошли в пещеру.

Михаил нахмурил брови: это звучало совсем уж непонятно.

– Все так запутано. Не знаю, с какой стороны подступиться к этой истории, – извиняющимся тоном произнесла Нина Павловна. – Ладно, будем плясать от печки. Нас у родителей двое было: я и младший брат, Николай. В молодости я неудачно вышла замуж, развелась и с тех пор живу одна. Моей семьей всегда была семья Коли: он сам, его жена Таня и Илюша. Можно сказать, жила их жизнью, а уж Илюша… – Женщина на миг замолчала. – Души в нем не чаяла. Свет в окошке – иначе не скажешь. У него были два лучших друга – Алик и Санёк. Все в Выпи знали: эти мальчики неразлейвода. Всегда вместе, их даже тремя мушкетерами прозвали…

День обещал быть знойным. Одуряющая жара стояла третью неделю: только половина девятого утра, но столбик термометра уже успел дотянуться до отметки плюс двадцать пять, а к полудню наверняка подберется к сорока. Солнце, похожее на золотистый поджаристый блин, безмятежно улыбалось с раскаленного неба. Куда ни глянь, не увидишь ни единого, самого крошечного облачка – только ясная, бескрайняя синь.

Мальчики вышли из поселка в начале восьмого, чтобы к обеду вернуться. Вышли бы и раньше, если бы Алик не замешкался.

– Я встал в шесть, – оправдывался он, подбегая к друзьям, которые уже стояли в условленном месте, нетерпеливо дожидаясь его. – Но мама без завтрака не отпускала.

Илья понимающе кивнул. Тетя Маша строгая: ее весь поселок побаивается. А сам Алик другой, на мать ни капли не похож: безобидный, улыбчивый, ни с кем никогда не ссорится, всех жалеет. Больше всего на свете книжки читать любит. Прочитает, а потом друзьям пересказывает. Ну и от себя кое-что добавляет, ясное дело. Особенно если ему не нравится, как история закончилась.

Бывает, Алика и на уроках литературы не туда заносит: такое ляпнет, хоть стой, хоть падай. Выдал, например, что Герасим не утопил Муму, а сбежал и собачонку несчастную с собой прихватил. Учительница тогда посмеялась и сказала, что он фантазер и ему самому нужно писателем стать, когда вырастет.