Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

— Надорвался ты сегодня, Богдан, вот у тебя в голове и помутилось. Крови много пролил. Будь мы не одни, я бы тебе в лоб дал, связал и спать уложил. Еще добре вина выпить, чтобы дурь успокоить. Я такое уже видал. У многих молодых казаков после первого боя бывает. Кровь — она не водица. К ней привыкнуть надо. Но у нас другой наказ. Ты бери коня и огонь разводи, можешь там дальше по-татарски балакать, пока я тех двоих в лесу обберу и тела припрячу.

— Иван, ты это, коней собери, а то они от меня разбежались.

— Вот о чем я и говорю. Скотина — она первой чует, у кого в голове помутилось. Ты по сумкам поищи, может, у них вино есть, и хлебни маленько: сразу отпустит.

— Иван, а куда я поеду на ночь глядя, я ж дороги не знаю?

— Я тебе все расскажу. Вон туда на закат поедешь, там тропинка приметная есть. По ней шагов триста — четыреста проедете — на полянку выедете, там и ручей рядом есть. Там заночуете. С утра дальше той тропинки держись и на закат прямо держи, меньше чем за полдня к своей деревне выедешь. Тут не заблудишь. Тут любая тропа в вашу деревню приведет.

Оставив мне коня, Иван пошел обратно в лес. Разгрузив хворост и найдя на поясе одного из убитых кремень с кресалом, я заготовил растопку и, как всегда, когда не знал, что надо делать дальше, предоставил действовать Богдану, очистил сознание и взял в руки камень с кресалом. Руки привычно высекли искры на сухой мох, и вот уже, раздувая легкий огонек, подкладываю в него щепки и кусочки коры. Разложив огонь, вынул из костра горящую ветку и, описав ею три круга, пошел дальше раздевать убитых и вязать тюки. Стащив трупы вниз по крутому склону в сторону реки и затащив их в густой кустарник, прикрыл ветками и павшей листвой. Плоты уже плыли через реку, поэтому быстро разыграл под иронический смешок Ивана сценку нападения казаков на татар. Нагрузив лошадей законно награбленным имуществом, развязав девок и быстро посадив их на лошадей, под ободряющие возгласы, что татары могут вернуться с подкреплением, привязал всех лошадей к одной веревке и повел весь караван из восьми лошадей искать заветную тропинку на закате. Тропинка была достаточно широкой и натоптанной, и, уже не боясь потеряться в Дремучем лесу, мы весело въехали под сень деревьев. В лесу было тихо, темно и страшно, но тропинка еще серой лентой проглядывалась на земле. Понукая весь наш караван ободряющими окриками и щелканьем нагайки быстрым шагом продвигаться по тропинке, молил Бога, чтобы у Ивана был порядок с устным счетом.

Удача сегодня решила упорно меня преследовать: не прошло и пяти минут, как мы выехали на круглую поляну. Отправив девушек таскать хворост, расседлав коней и сняв все тюки, отыскал в сумках котелок, кашу, соленое сало и вяленую буженину, пошел на звук искать ручей. Наполнив котелок, распалив костер и пристроив котелок над огнем, усадил девушек готовить ужин, а сам пошел обустраивать место для ночлега. Нарубил лапника с ближайшей ели и постелил вокруг костра, на него уложил потники и попоны, поставил под головы седла. Затем притащил все, что могло служить в качестве одеял. Обнаружил в одной из сумок подозрительно пахнущий бурдюк, в котором оказалось красное натуральное вино — слабенькое, но вполне сносное на вкус. По дороге к ручью лежало подходящее нетолстое сухое дерево, которое, привязав к коню, притащил на поляну. Пока варилась каша, обрубил ветки, тонкую часть ствола и с чувством выполненного долга разлегся на приготовленную постель. Девушки, помешивая кашу струганой палкой, бросали на меня испуганные взгляды. По всему было видно, что они воспринимают меня как нового рабовладельца.

Чтобы как-то их растормошить, начал расспрашивать, как они попали к татарам, из чьих лап мы их мужественно освободили. Они одновременно начали рассказывать мне свои истории в твердом убеждении, что я все понимаю. Стараясь быть достойным столь высокого мнения, вслушивался в эти три потока информации, пытаясь со скоростью компьютера рассортировать ее по трем файлам. Умыкнули их троих в пятницу в Киеве, среди бела дня, работали грубо, но эффективно. Двое были из близлежащих сел — приехали с родителями и односельчанами на ярмарку. Одну с братом заманил в шатер какой-то старичок, торгующий недорогими поделками для девушек. Чем-то он ей напоминал одного из казаков, которые их везли к татарам. Что было дальше, она помнила смутно, но шишка на голове объясняла недосказанное. Вторая со своим женихом ходила по ярмарке, пока не забрела в малолюдное место, ну а когда пришла в себя, на голове у нее образовалась шишка. Третья жила в Киеве, ее утащили прямо со двора, когда она кормила кур и гусей. Вдруг залаял пес, и когда она обернулась, к ней, широко улыбаясь и что-то говоря, подбегал молодой казак, тоже один из четверки, ну а дальше она ничего не помнила. В их рассказе фигурировали возы, в которых их везли, привалив кучей барахла. За Киевом, в корчме, усадили на лошадей и три дня везли по лесам и полям. Сегодня уже никуда не спешили, выехали, когда солнце высоко поднялось, ну а затем они уже добросовестно пересказывали представление, которое было мною разыграно.

Со своей стороны, мной было уточнено, что с ними были трое татар на конях, которых мы побили стрелами. Меня с ними отправили в село, а казаки пошли по следам искать остальных басурман: не могли они втроем здесь быть. Поев каши в тишине и запив ее красным вином прямо из бурдюка, который пустили по кругу, велел девушкам ложиться спать спиной к костру, а сам с трудом затащил подготовленное бревно толстой частью в костер, оставил его потихоньку тлеть. Теперь оставалось вовремя просыпаться и подтягивать на угли оставшуюся часть. Девушки отказывались засыпать, пока им не прояснят их дальнейшую долю. Тут мне пришлось красочно описать, как им сказочно повезло, что они попали к нашему атаману, как у нас много холостых казаков, мечтающих взять их в жены, какую богатую добычу мы привозим и бросаем к ногам своих женщин…

Как легко верят люди в красивые сказки и как трудно их убедить в том, что они видят перед собой каждый день! Под мои истории, взятые, если можно так сказать, «из жизни», девушки умиротворенно уснули, а мне пришлось еще зарядить на всякий случай арбалет и попытаться подышать дымом болиголова. Самокрутки мои скрошились в труху, но, не растерявшись и придвинув к себе тлеющий уголек, накрылся с головой овечьими шкурами и начал медленно сыпать порошок болиголова на тлеющий уголек и вдыхать подымающийся дым. Пошаманив так пару минут, пока действительно не начала болеть голова, я решил, что лучше раньше, чем позже, ссыпал остатки зелья в мешочек, лег на седло и отключился. Ночью меня несколько раз будили испуганным храпом кони, жмущиеся поближе к костру. Приходилось вставать, подбрасывать веток в огонь, а потом бросать их, горящие, в кусты, благо, в лесу было по-осеннему сыро и устроить пожар не удалось бы даже при желании. Ни одной цели, по которой можно бы было стрельнуть, мне увидеть не удалось, поэтому, пододвинув бревно в костер, ложился спать дальше.

Утро встретило нас не прохладой, а проникающим во все щели дубарем, от которого не попадал зуб на зуб. Как обычно, к тому времени догорело бревно, ветки, щепки и другие горючие предметы. Поднял всех на ноги, и вскоре костер горел, мы выпили горячего вина, упаковались и двинулись дальше. Как и обещал Иван, заблудиться было трудно, и мы выехали практически к мостику через реку возле нашего села. Спустившись ниже по реке и перейдя брод, пошли вдоль реки, скрытые зарослями ивняка, пока не вышли напротив Илларова огорода, и, въехавши во двор через заднюю калитку, коротко сообщил тетке Тамаре, что все наши живы и здоровы, победа за нами, передал наказ атамана все привезенное добро сложить отдельно, коней держать в конюшне, девок спрятать в доме и никому пока о них не говорить. Вывел из конюшни свою заводную лошадь, доставшуюся мне в наследство от Ахмета, уложил на нее вместо седла накидку из овечьих шкур, поехал по селу разносить радостные вести. Дотошные односельчане пытались выведать у меня военные тайны, и приходилось отмораживаться и отвечать так, чтобы было место для полета фантазии.