Неестественные причины. Записки судмедэксперта: громкие убийства, ужасающие теракты и запутанные дела - Ричард Шеперд

Работник морга протянул мне кружку с чаем, я осушил ее и направился к шкафчикам, чтобы надеть свой рабочий костюм, фартук и сапоги. Когда мы перешли в ту часть морга, куда обычных людей не пускают, лязг и грохот тележек усилился, а вместе с ним усилился и запах. Я бегло осмотрел людей вокруг. Для криминалиста это было обычным делом. Детективы тоже видели все это раньше и вели себя безразлично, ну или хотя бы старались казаться безразличными. Когда же мы миновали холодильники и ряд стоящих у них тележек, я заметил, что молодой полицейский нервничает. Он не стал есть предложенное ему к чаю печенье, теперь его лицо побледнело и осунулось. У дверей в секционную он выпалил:

– Это мое первое вскрытие!

К этому времени я научился куда лучше обращаться с наблюдателями. Никак не мог забыть про того полицейского на своем первом вскрытии, которому так и не смог помочь: казалось, он перенял мое собственное напряжение, что значительно усилило его потрясение. С тех пор я изо всех сил старался выглядеть расслабленным. Вспомнил про вскрытие Майкла Росса, на котором старший детектив с трудом держался на глазах у младших коллег. С тех пор я решил, что с моих вскрытий никто не должен уходить травмированным.

Моим единственным оружием был разговор.

– Когда мы смотрим на мертвое тело, – сказал я полицейскому, – мы ни в коем случае не забываем, что раньше это был человек, про его скорбящих родных, о том, что покойный и его семья заслуживают уважения. Мы собираемся помочь им всем, пытаясь выяснить, что именно случилось. Мы ищем доказательства, мы хотим, чтобы тело поведало нам свою историю. Для всех скорбящих по нему людей важно, чтобы мы отложили наши собственные чувства в сторонку и хорошенько ради них потрудились. Итак, тело, которое мы будет изучать сегодня, будет нашим безмолвным свидетелем и учителем.

Полицейский хмуро кивнул.

Я говорил максимально добрым, подбадривающим голосом.

– Не переживайте, я буду объяснять все свои действия. Будет гораздо легче, чем можно подумать, если будете знать, что именно происходит.

Умудренный жизнью детектив-сержант сказал:

– Это дело привычки.

Детектив-инспектор же решил строить из себя мачо:

– Слушай, эти люди в холодильниках, их уже нет. Так что соберись.

Мы вошли в ярко освещенное помещение, в котором нас ожидало на металлическом столе обнаженное тело, завернутое в полиэтиленовые простыни.

– Его уже опознали, – сказал криминалист, когда я стал разворачивать простыни.

– Как его зовут?

Он знал имя, однако переадресовал вопрос молодому полицейскому, который с радостью оторвал свой взгляд от тела и принялся копаться в своих бумагах.

– Э-э-э, Энтони Пирсон, 22 года.

У Энтони Пирсона была копна светлых волос и ярко выраженные черты лица. Его глаза были закрыты. Покойники обычно выглядят умиротворенно, а их лицо ничего не выражает. Было ли в нем что-то, отдающее злостью? Не от того, что он злился перед смертью – просто черты его лица создавали такое впечатление.

Тогда я посчитал, что у него легкое ожирение, однако нормы с тех пор настолько поменялись, что сейчас я бы описал его просто коренастым. На обеих его руках были большие татуировки, а также кровоподтеки, а старый рубец вокруг запястья намекал на то, что жизнь у него была непростая. Гораздо более свежие рассечения, обозначенные кровавыми линиями вдоль подбородка, это подтверждали. Следы от дефибриллятора на груди свидетельствовали о попытках его реанимировать, описанных полицейским.

Самым же примечательным была его шея. Больничная простынь под ней была обильно залита кровью. Поперек нее проходила толстая, неровная полоска высохшей крови, которая стекла из уголка рта.

Я кивнул полицейскому фотографу – папарацци для мертвых. Он поднял свой массивный фотоаппарат и поставил две вспышки, вроде тех, что можно увидеть на премьерах фильмов. Щелк!

– Ок, общий план сделал, док.

– Теперь крупным планом шею, пожалуйста, – попросил я.

Я уже стал заполнять свои официальные бланки. Странгуляционная борозда[5] – важнейшее доказательство, и она, разумеется, может указать на тип использованного материала. Если для удушения была использована проволока, электрический кабель, струна или тонкий шнур, тогда след останется отчетливый и глубокий, с четко выраженными краями. В данном же случае борозда была крайне неровной. Я бы даже сказал с зазубринами. Должно быть, она использовала нечто мягкое. Ткань? Может быть, шарф?

Для следующего снимка я поспешил разместить линейку поперек горла Энтони, чтобы по фотографиям можно было сверить размеры, которые я укажу в своем отчете. Щелк!

Я записал:

«Ободранная и стертая странгуляционная борозда поперек шеи спереди, начиная от правого угла нижней челюсти и не доходя 2 см вбок до левого угла. На одном уровне с кадыком. Глубокие повреждения по обе стороны от кадыка…»

Я внимательно изучил область вокруг повреждения на шее на предмет наличия других следов. Мне доводилось видеть жертв удушения, у которых вокруг странгуляционной борозды были царапины и ушибы – это указывало на то, что жертва либо пыталась освободиться от удавки, либо что нападавший сначала пытался задушить ее руками и только потом взялся за удавку. В данном же случае ничего подобного не было.

– Она сказала, что использовала ленту, – поведал мне детектив-сержант.

Инспектор покачал головой. Он уже говорил это раньше и теперь повторил:

– Она ведь совсем крошечная.

– Миниатюрная девочка, – согласился с ним детектив-сержант. – Полагаю, когда твоя жизнь под угрозой, ты находишь в себе новые силы.

Я подробно описал рубцы на запястье, царапину на тыльной части левой руки, а также следы от дефибриллятора, измерив их и обозначив их расположение.

– Теперь татуировки и запястья, пожалуйста, – сказал я фотографу.

Он сделал крупным планом снимки живописных татуировок: мультяшный персонаж Топ Кэт, а на правом плече слово «ЛЮБОВЬ». Под ним более крупными буквами было написано «НЕНАВИСТЬ».

Так как родственники уже опознали Энтони, татуировки нам для этого были не нужны, однако мы, следуя протоколу, все равно их фотографировали. В те дни, до эпохи ДНК-экспертиз, многие тела опознавали по татуировкам, особенно если из-за начавшегося процесса разложения другие способы оказывались бесполезны.

Несмотря на столь большую странгуляционную борозду, я стал проверять тело на наличие других признаков того, что Энтони действительно умер в результате асфиксии. Первым красноречивым свидетельством было покраснение кожи на его лице, вызванное сдавливанием тончайших вен шеи. Артерии, снабжающие кровью мозг, куда более широкие, и сдавить их не так-то просто, так что кровь может продолжать по ним поступать – проблема в том, что из-за сдавленных вен путь обратно к сердцу оказывается перекрыт. Вместе с тем основной индикатор, стала ли асфиксия следствием удушения, удушья или какой-то другой причины, можно обнаружить вокруг глаз. У большинства людей в результате асфиксии образуются крошечные пятнышки крови на конъюнктиве – тончайшей ткани, покрывающей заднюю поверхность век. Их называют точечным кровоизлиянием (петехиями): в редких случаях такие точки также могут появиться, если человек особенно сильно кашлянет или чихнет. Они редко образуются при удушье, однако практически у всех, кого насильно задушили, они непременно появляются. Были они и у Энтони. Я широко раскрыл его глаза щипцами, чтобы фотограф мог все запечатлеть. Щелк!