Отрок московский - Владислав Русанов

– Ну, раз надо, княже, – хитро прищурился Евсей. – Раз надо, значит, поможем. Я полдюжины своих ловцов отправлю. Ты ж их знаешь – надо будет, в Рим пролезут и ту подушечку, на которую папа римский свою почечуйную задницу пристраивает, украдут. Но сам не поеду, не проси. Колени крутит – на погоду, видать. Да брюхом я что-то занедужил. Намедни цельный день из отхожего места не вылазил…

– Да тебя никто не неволит, – отмахнулся князь. Устало уперся локтями в колени, примостил подбородок на сложенные кулаки.

За окном вовсю разгулялась метелица. Хлопья снега кружили по ветру и таяли на черной, гладкой поверхности волховского стрежня. Так порой и надежда. Манит, манит, завлекает искристым переливом граней, а потом растворяется в будничной черноте.

Витебск, по мнению Никиты, сильно отличался от русских городов. Ну, по крайней мере, от тех, что парню довелось повидать раньше: Москва, Смоленск, Можайск, Вязьма. Нет, вроде бы все на месте – храмы православные сияют куполами, люди ходят в шубах и армяках, в лаптях и опорках, русская речь слышна на улицах, а что-то не то чувствуется. Какой-то дух – то ли немецкий, то ли польский – пропитывал город и его обитателей от старшей дружины князя Ярослава до нищего на паперти. Взять хотя бы темницу, куда упекли его и Улан-мэргена по глупому обвинению в убийстве Мала. В Смоленске они сидели в деревянном порубе. Хоть и темно и сыро, а от стен исходило живое тепло, сосновый, едва уловимый, но все же присутствующий аромат. И сердце радовалось. Ну или не радовалось, зато хоть какое-то утешение было. «Холодная» в Верхнем замке на первый взгляд казалась просторнее и светлее, но, когда Никита понял, что стены ее каменные, сразу заскучал. У немецких рыцарей, что ли, научились витебчане? Или у них так часто сбегают узники, что нужно подклеты в камень одевать? Дальше – хуже. Куча соломы на полу только выглядела большой и мягкой, а на поверку оказалась сплошным гнильем. От бадейки, предназначенной для справления естественных надобностей, невыносимо смердело – какая-то сволочь, иначе и не скажешь, постаралась, а помыть никто не догадался. От окна, забранного толстыми корявыми прутьями, тянул сквозняк.

Как только захлопнулась тяжелая дверь, Никита напустился на ордынца. Чего было лезть с ним вместе в застенок? Ведь около Улана ножа не нашли, и руки он в крови не измарал. Значит, обвинения ему никто предъявить не может. Не по Правде это. Не к чему придраться. Зато, оставшись на воле, татарин мог бы попытаться разузнать хоть что-нибудь об исчезнувшем Андраше со свитой и Василисе. Ну хоть какой-то слушок, самый малый… Потолкаться около ворот – вдруг стражники запомнили в лицо мадьярского гостя. Расспросить на постоялом дворе – когда именно Чак засобирался прочь из города, и не заметили ли конюхи, слуги, привратник чего-нибудь подозрительного.

Улан-мэрген выслушал его с неподвижным лицом, с каким, должно быть, бросал тумены[102]своих нукуров на Киев, Владимир, Рязань великий Бату-хан, прозванный Джихангиром. Ни один мускул не дрогнул, не шевельнулась бровь. А потом ответил, что не бросает друзей в беде.

– Да я же и не говорю тебе убегать, спасая шкуру! – развел руками Никита. – Как ты не понимаешь? Просто, чтобы дружбу показывать, совсем необязательно в темницу лезть добровольно!

– А что бы я снаружи делал? Милостыню просил бы? Я – сын нойона!

– Ну и сиди, сын нойона, в порубе! Тебе не привыкать! – Парень тряхнул головой и едва не свалился от пронзившей череп острой боли. «Так вот ты какое, похмелье! Раньше о тебе только слышать от старших доводилось, а теперь вышло познакомиться…» Он прижался лбом к холодному камню, прошептав:

– Вот подлые…

– Ага! – осторожно кивнул Улан-мэрген. Видно, тоже мучился с утра. – Я, если поймаю этого Андраша, за кишки к седлу коня привяжу и буду скакать по полю, пока на мелкие клочки по кочкам не разнесу!

– На поле кочек не бывает, – грустно поправил друга Никита. – Это ж не болото.

– Какая разница? Все равно разорву, как пес старую кошму.

– Ты вначале отсюда выберись, а потом посмотрим… – Парень поковырял носком сапога кучу соломы, отбрасывая самые мокрые и осклизлые пучки. Сгреб кучу в дальнем от окна углу. Уселся, обхватив колени руками.

– Цх! – беспечно отозвался татарин, пристраиваясь рядом. – Я, пока с тобой не связался, в подземельях не сидел. Это второй раз уже. Не многовато ли?

– Ну так я ж тебе говорил не идти со мной!

– Как же это?! – искренне удивился Улан. – Ты же пропадешь без меня! Вместе выберемся. Из Смоленска выбрались – разве Витебск нас удержать сможет?

– Какой ты уверенный… – пожал плечами Никита. – Мне бы твою веру.

– У нас говорят: не спрашивай у того, кто плачет, а спрашивай у того, кто смеется. Слабый даст тебе слабый совет, а сильный…

– Да уж понял я! А не может такое быть, что сильный переоценит свои силы и такой совет даст, что прямиком на тот свет?

– Почему не может? Может! Но тогда к Великому Небу отправится настоящий баатур, погибший в схватке, а не трус и слюнтяй!

– Вот оно как! – улыбнулся Никита. – Ну, если баатур, тогда конечно…

А про себя подумал: «Что будет, если не в схватке, а сдуру в болоте утонет или под лед провалится, лихо уверовав в толщину речного покрова? Тогда кто же он – баатур или дурак? Как узнать ответ?»

– Нам думать надо, – отвлек его ордынец, – как перед судом князя себя обелить.

– Ага! Обелить! Будто мы виноваты… По-хорошему, это нам доказывать должны, будто я Мала зарезал.

– Будут тебе сильные да богатые мараться, что-то бродягам доказывая.

– Может, у вас и так, а на Руси правду всегда уважали.

– Что-то я до сих пор не заметил. Что в Орде режут друг дружку, что на Руси. Люди везде одинаковые. Побеждает тот, кто сильнее и хитрее.

– А как же честь баатура? – прищурился Никита.

– С одной честью много не навоюешь. Сила нужна. Жестокость нужна. Чтобы враги боялись и уважали. Хитрость нужна, чтобы завистники среди ночи сонного не прихватили. Как нас с тобой… – Татарчонок вздохнул на последних словах.

– Значит, мы с тобой в победители не годимся… – грустно протянул ученик Горазда.

– Это мы-то не годимся? Мы еще им всем покажем!

– Что покажем?

– А все покажем! Чтоб знали, как с баатурами связываться!

– Ох, как они испугались.

Никита вздохнул, поежился. Холодно все-таки здесь… И задумался. Не сегодня, так завтра его поведут на княжий суд. И что там говорить? Пока что все против него. Приехал вместе с мадьярским купцом и его свитой. Ел-пил за одним столом. Тот же вихрастый Данька крест поцелует, что много пили, шумели… Вон, Андраш даже вскакивал, кувшин об пол раскокал. В общем, буйные попались постояльцы. Это и Молчан подтвердит. А дальше любой мало-мальски соображающий человек домыслит. Напились, переругались, подрались… Вот молодой гуляка старому пьянице горло и перерезал. Никто и разбираться не будет, кто прав, кто виноват. Посетуют лишний раз на падение нравов, вспомнят, как при великом князе Александре Невском благолепно все было – стариков уважали, молодежь свое место знала, винопитием не злоупотребляли, посты соблюдали… И пойдет, и пойдет гулять молва о татарах да москвичах, пренебрегающих Правдой Русской земли. И никого не будет волновать, что он не из Москвы, а только волею судьбы просьбу Ивана Даниловича исполняет.