Колодец забытых желаний - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей очень нравился новый кавалер и перспективы, которые передней открывались. Подумаешь, старый и лысый, зато какой богатый! И, главное, немажор какой-нибудь, а человек самостоятельный. На машину наверняка самзаработал, не папка же ему дал! Да еще на какую машину! И пиджачок у него —Виктория, повернув голову, кинула взгляд на пиджачок, пристроенный на вешалку,— вполне приличный. То есть даже о-очень приличный. Ну просто супер, на самомделе! А дружбаны все поймут! Ну, парни-то, может, и не одобрят, особенно Макар,он человек с принципами, но девчонки точно оценят, особенно когда машинуувидят!
— Олежка, ты что, не слышишь?!
— Прошу прощения, я задумался.
— Тебе здесь нравится?
Олег усмехнулся:
— Торжище праздности и любостяжательства.
Виктория округлила глаза, поэт и Пол переглянулись, а Кэтпоперхнулась водкой.
—Я пошутил, — поспешил объясниться Олег Петрович. — На самомделе здесь просто кайфово! — Подумал и прибавил: — Отвал башки!
Теперь вся компания смотрела на него во все глаза.
— А че? — оттопырив губу, спросил Пол с подозрением. Олегзаметил, что ему вообще нравилось оттопыривать губу. И, оттопырив, он скашивална нее глаза и рассматривал. — И вправду кайфово! Только это для молодежи, а выуже старик!
Затевать с ними ссору Олегу никак не хотелось, поэтому онответил, что просто привык к другим местам. Как раз потому, что старик.
— Да тут хоть жить можно, — возразила Кэт вяло, — а в другихместах вообще беспонтово!
Олег посмотрел на Викторию вопросительно. Та пожалаплечиком, лифчик сверкнул, и по нему волной прошли блики.
— Скучно, значит, — перевела она.
— Ну, здесь-то весело, — заключил Олег Петрович. — Мывсе-таки будем ужинать? Я рассчитывал поесть!
Долго махали официанту, призывая его к себе, и в концеконцов призвали. Долго препирались и совещались, кто что будет есть. Олегнаблюдал.
Виктория, которая страшно хотела «мяса, мяса, побольшемяса!», заказала салат из шпината. Кэт попросила еще водки и рыбу под белымсоусом. Зайка заказала рукколу, но только чтобы обязательно без масла. Пол иМакар, не мудрствуя особенно, по отбивной, а Олег Петрович — из принципиальныхсоображений — утку с брусникой и рюмку порто.
Дальше разговор почему-то перешел на поэзию вообще и напоэзию Макара в частности.
Поэзия вообще Макара не вдохновляла, о своей он тожеотзывался чрезвычайно уничижительно.
— Зачем же тогда вы пишете? — удивился не сведущий впсихологии поэтов Олег Петрович.
— А мне в оттяг! — лениво объяснил Макар, а Олег Петровичпопросил продекламировать что-нибудь из образчиков его творчества.
Компания опять переглянулась. Все-таки они никак не моглипонять, всерьез говорит этот мужик или нет, а мужик решил играть до последнего.
Все равно понятно, что из романа с прекрасной барышнейничего не выйдет. Ну, может быть, если он решит, что ему это ничем угрожать небудет — хотя бы более или менее! — сложится у него секс на один вечер. А несложится, так и бог с ним!..
— Да в Инете можно посмотреть, — говорил Макар, ночувствовалось, что говорит он просто так, ломается, вот еще поломается немногои начнет читать.
Олег Петрович настаивал, барышни щебетали, что это гениальнои просто поразительно, и совершенно «в кассу», хотя почему-то никто не хочетпечатать.
В конце концов Макар сдался, прикрыл глаза длиннющимимохнатыми ресницами, ладонь прислонил ко лбу и выдал длиннейшее стихотворение,без рифм и почти без смысла.
Олег Петрович силился не улыбаться, однако финальнойстрочкой стихотворения стала следующая:
— …на рельсы прольется жизнь молодого прозаика!
И тут его понесло.
— Позвольте, — начал он несколько удивленно, и поэт убрал солба руку и посмотрел на собеседника немного потусторонними от поэтическоговдохновения глазами, — позвольте, но это строчка из юношеского стихотворенияВениамина Каверина! Про жизнь молодого прозаика!
Поэт хлопнул длинными ресницами, а Кэт взяла за руку Пола,словно в порыве внезапного ужаса.
— Ну да, — продолжал Олег Петрович, которому вдруг надоелослушать бредни. — Каверин в юности подражал Блоку, а потом пытался от этогоуйти и написал стихотворение, над которым смеялся Тынянов. «…На рельсыпрольется кровь молодого прозаика» как раз и есть последняя строка этогостихотворения.
— Я никому не подражаю, — насупившись, выговорил поэт. — Япишу так, как пишу. Это только мои мысли и ощущения.
— Мысли-то бог с ними! Но ваши ощущения, видимо, совпадают сощущениями Каверина. И слова совпадают!
— Ну и что? Ну и совпадают! — крикнул поэт, пошарил по столуотчаянными глазами, нашарил чью-то недопитую водку, схватил и опрокинул ее всебя. — Это еще ни о чем не говорит!
— То есть в своей поэзии вы пользуетесь классическимиисточниками. Вот у Каверина заимствуете!
— Да ничем я не пользуюсь! И не заимствую! Я передаю то, чтоволнует меня, и то, что волнует всех нас.
— Вас?
— Молодых! — рявкнул на Олега Петровича поэт.
— Вы бы Мариенгофа почитали. Есть у него такая книга,«Стихами чванствую» называется. Хорошая книга.
— Олежка, — Виктория хлопала глазами и переводила взгляд содного на другого, — ну что ты к нему пристал?! Стихи-то зашибись! Отличные стихи.
— Да это вообще никакие не стихи, — сказал Олег Петрович. —И самое печальное, что вы этого не понимаете, молодые люди. А не понимаетепотому, что никогда ничего не читали, ни стихов, ни прозы.
Они все опять переглянулись. У Олега стремительно портилосьнастроение.
— Ну хорошо, — продолжал он неприятным голосом, — а почемупрольется кровь прозаика-то? Ну, допустим, вы просто позаимствовали у Каверинаэту строчку, когда она попалась вам на глаза в книжке, которую перед сномчитала ваша матушка! Допустим. А проза при чем? Вы пишете прозу?
Все молчали. Поэт тоже молчал.
— А Каверин-то как раз писал! — сообщил Олег с каким-тоотчетливым злорадством. — Он чего только не писал! Особенно по молодости. Дажетрагедии в стихах. У вас нет трагедий в стихах, уважаемый Макар, не знаю, каквас по батюшке?
Поэт молчал.
— Есть! — с облегчением сказала Зайка. Ей казалось, чтоздесь экзамен, студент проваливается, а тут как раз профессор задал вопрос,ответ на который был случайно выучен. — У него есть прекрасные трагедии!Например, о черте и студенте.