Либерия - Марина Голубева

— Да я сам, отче, удивляюсь. Видно, Господь уберег, не допустил лиходейства.

— Господь?.. Ага, ага… Ну, коли Господь, тогда, конечно… Только сдается мне, что где-то ты, Тихон, брешишь.

— Да ты что! — возмутился староста. — Вот, истинный крест!

Он привычно вскинул руку, чтобы перекреститься, но отец Паисий взглянул на него так, что руку свело, а боль стрельнула от пальцев до самого плеча. Лапша скривился и начал растирать онемевшую конечность.

— Не богохульствуй, Тишка! — рявкнул священник. — И так в грехах как свинья в навозе. В церковь сколь дён не заглядывал?! К исповеди уж, почитай, год не ходил. Над женой изгаляешься. Одну в могилу свел, так за другую принялся? А сколько мирских денег к твоим рукам прилипло? И то, что случайных путников ты обираешь, я тоже слыхивал. А тут, видать, не на того нарвался? Пошел по шерсть, да вернулся стрижен.

Лапша растерянно моргал, пытался возразить отцу Паисию, но только открывал рот, как выброшенная на берег рыба.

— Поделом тебе! — Священник сердито сверкнул глазами из-под нахмуренных бровей. — Это Бог тебя наказывает за грехи твои, за лиходейство. Господь милостив, уж сколько раз он упреждал тебя да прощал. Али ты не понял еще?! Деток, вон, бог не дал — так и помрешь бесчадным. При смерти лежал, да видно снова Бог тебя миловал. А ты все не угомонишься!

Отец Паисий вскочил с лавки, грозно потрясал кулаком и топорщил бороду. Лапше показалось, что щуплый старичок даже вырос, чуть не в потолок головой уперся. Староста сжался, вздрагивая от обвинений попа как от ударов плети. Ему вдруг захотелось спрятаться, забраться под лавку, свернуться там в клубочек, как бывало в детстве, когда буянил пьяный отец.

— Оборотень, говоришь?! — Священник шагнул к старосте, навис над ним, опираясь ладонями о столешницу. — Да, коли и оборотень! Он тебе в наказание за грехи послан, за злодейства да за жадность твою, за бабьи слезы, что из-за тебя, паскудного, пролиты. Бойся теперь Божьей кары да молись! Ты, Тишка и совесть, и Бога забыл, так вот Бог-то о себе и напомнил. От его гнева под лавкой не скроешься.

— Кайся, Тишка, кайся! — Изрядно захмелевший отец Паисий ткнул в Лапшу кривым пальцем, чуть не попав тому в глаз, икнул и взвыл дурным голосом, — А то придет зверь, рыкающий, и пожрет тебя, окаянного!

Староста отшатнулся от сумасшедшего попа, закрестился дрожащей рукой, попытался молиться, но ни одной молитвы вспомнить не мог и только шлепал побелевшими от страха губами.

Отец Паисий наконец выдохся, рухнул на лавку и, вылив из кувшина остатки браги, начал жадно пить. Вытер мокрую бороду и уже спокойно проворчал:

— Ты, ить, грамоте обучен? Пошли ко мне Митроху я ему для тебя Часослов дам, а то, поди, ни одной молитвы не помнишь.

Староста согласно закивал головой — горло перехватило так, что не только говорить, а и дышать было тяжело, в голове гулко стучало, а руки тряслись как с похмелья.

— Ну и славно… Пора мне уж и честь знать, детушки. Пойду-ка я до дома.

Отец Паисий с трудом встал, натянул кожушок и, слегка покачиваясь, пошел к двери. У порога повернулся, погрозил пальцем и строго сказал:

— А ты, Тихон, молись и кайся, да про божий храм не забывай. Забор-то… того… ик… покосился, — и исчез за дверью.

Митроха, забившийся в угол в надежде, что вошедший в раж поп его не заметит, облегченно вздохнул и покачал головой.

— Эк, его разобрало с браги-то! Видать, на старые дрожжи пошло, — целовальник захихикал, но взглянув на застывшего столбом старосту с совершенно безумным взглядом, подавился смешком.

Наутро Алексей без особых проблем купил у трактирщика почти новый холщовый мешок, глиняную плошку и пару горстей соли, оказавшейся чудовищно дорогой. Но молодой человек решил не торговаться — деньги-то все равно не его, да и тратить их пока некуда. Правда, Никола, заворачивая крупную серую соль в тряпицу, косился хмуро и насторожено, но промолчал.

Хороший нож с костяной рукояткой обнаружился в сумке, собранной ему Сен-Жерменом. С момента перемещения в этот век Алексей в нее и не заглядывал, а теперь с интересом перебирал разные мелочи, вроде мешочка с огнивом, деревянной ложки и футлярчика с большой иглой и мотком грубых ниток.

Собрав все необходимое, он вышел во двор и заметил сидящую на заборе ворону. Она встрепенулась, каркнула и слетела к нему на плечо.

— Привет, Леся! — Молодой человек погладил птицу по голове. — Какая ты носатая!

— Карр! — Ворона потопталась по плечу, цепляясь когтями, и ущипнула Алексея за ухо.

— Ты чего?! — возмутился он. — Больно же! На «носатую» что ли обиделась? Так я же любя.

Повернув голову, молодой человек чмокнул ворону в длинный клюв. Та довольно каркнула, потерлась о щеку Алексея и тихонько клюнула в губы. Он дернулся и отстранился.

— Ну, все, хватит нежностей. Давай, оставим их до вечера, мне с девушкой целоваться больше нравится, чем с вороной. Пойдем лучше нечистика искать.

Птица взлетела и направилась за дом. Алексей пожал плечами и пошел следом — может Леся именно там собиралась ловить будущего «информатора».

На заднем дворе было пусто и грязно — усеянный луковой шелухой и обрывками тряпок снег, замерзшие лужи помоев и куча отбросов у забора. Из покосившегося сарая, крытого прогнившей соломой, донеслось раздраженное кудахтанье, хозяйские куры почуяли оборотня и выражали свое недовольство. Хорошо, хоть Николо не держал собаку, а то могли бы возникнуть проблемы. Ворона покружилась над двором, полетела к дальнему углу и камнем рухнула в сугроб. Взметнулся, заплясал искристый смерч, и из снежной круговерти вышла Леся.

— Ты с ума сошла! — испугался Алексей. — А если кто увидит?

— Кто? — удивилась лесавка, отряхивая платье от прилипшего к нему мусора. — Здесь же никого нет. Грязи только много. Бе-е-е-е… Противно.

— Это сейчас никого нет, а если бы кто в это время из черного входа вышел, кухарка, например? Надо было у меня на чердаке перекинуться.

— Ага… — девушка с усмешкой поправила растрепавшиеся волосы и критически осмотрела себя. — А потом ты бы меня через общий зал повел? Интересно, что тогда спросил бы трактирщик? Откуда это ты взял девку, коли на верх один поднялся?

— Ну… ты, кажется права, — Алексей смущенно почесал голову. — Я как-то об этом не подумал. А где нечестика ловить будем? Во дворе?

— Нет, местный себя здесь чувствует хозяином. Мы можем с ним не справиться. Надо в город идти, на Торгу посмотреть, там этих тварей должно быть много. Ты все, что надо достал?

— Все. Только вот наряд твой… он как-то странно смотрится. В моем мире на такие мелочи внимания бы не обратили. Но здесь…

— Не беспокойся. Я видела, как одеваются горожанки.

Леся, засмеявшись, топнула ногой, одежда на ней замерцала, подернулась дымкой, и платье с меховой безрукавкой превратилось в короткую, крытую зеленым сукном шубку, из-под которой виднелась вышитая юбка. Или это был сарафан? В деталях женского костюма того времени Алексей не разбирался. На голове появился узорчатый платок, закрывавший плечи и грудь.