Солдат удачи - Михаил Ахманов

И чудилось ему, что поднялись эти трое, отодвигая скамьи и расплескивая вино, и встали рядом; свет играл на обнаженных клинках, глаза их были печальны и суровы, и бледный, с благородным лицом, отбросив шляпу в темноту, сказал: «Один – за всех, и все – за одного!» А самый юный, с персиковой кожей, скупо улыбнулся Дарту: «Не бойтесь, друг мой! Мы пришли, мы с вами. Как обещали, в смертный час…»

Эти слова и эта улыбка заставили его очнуться. Он обнаружил, что стоит в воде с угрозой выставив клинок; где-то за ним слышались вопли, гудели раковины, неторопливо двигались плоты в алом зареве разгоравшихся пожарищ, а между крайним плотом и песчаным берегом замер в воде левиафан – совсем близко, в дюжине шагов. Нерис тянула к нему руку, что-то кричала, но грохот битвы и рев огня заглушали ее голос. Дарт, покачиваясь, отступил, глядя на тиан, заполонивших берег, – они не преследовали его, но трое-четверо, окаменев в напряженных позах, целились дротиками. Не промахнутся, подумал он, и в этот миг что-то ударило его под коленями, чьи-то пальцы вцепились в пояс, дернули, повалили на спину. Затем он увидел блеск тианских дротиков и ощутил их хищный полет, когда, всколыхнув воздух, они проскользнули над ним – раз, и другой, и третий.

Четвертый попал ему в живот, и страшная боль погасила сознание Дарта.

* * *

Кажется, он умирал. Важное занятие, и он предавался ему без горечи и сожалений, со всем усердием, которое мог проявить в таком серьезном деле. Мучило лишь одно: невыполненный долг, незавершенная миссия. Похоже, Джаннах ошибался, уповая на его удачу…

Периоды беспамятства, когда он не чувствовал боли, чередовались с бредовыми видениями и явью, которая была еще хуже бреда, поскольку боль вцеплялась в него своими жестокими когтями. К счастью, эти мгновения были краткими – кровавый туман застилал реальность, мир превращался в хаос зыбких алых теней, и он терял сознание. Но эпизоды этого смутного бытия, что колебалось на грани меж жизнью и смертью, все же оседали в памяти – так успевает осесть песок в холодной, готовой замерзнуть воде.

В одно из таких пробуждений он видел Нерис, склонившуюся над ним. Левиафан плыл по реке – тело Дарта чуть-чуть покачивалось, и так же дрожало – вверх-вниз, вверх-вниз – лицо прильнувшей к нему женщины. Глаза ее блестели, щеки увлажнились – видимо, она плакала. Затем он почувствовал, как ее пальцы касаются ран, отозвавшихся всплесками боли, что-то делают, смывают кровь, втирают бальзам, перевязывают, вливают в рот какое-то горькое зелье.

Оно, вероятно, не помогло. Снова вынырнув из омутов беспамятства, он разглядел прилипалу, прильнувшую к коже над левым соском, и ощутил шевеление тонких щупалец. Кожух целителя был черен – это означало, что его ресурсы на пределе и что пациент скорее мертв, чем жив.

«Все бесполезно, – мелькнула мысль. – Огромная потеря крови, плюс эта рана в животе… Под правым ребром – значит, задета печень. Скорее всего разорвана – дротик был с широким острием…»

Марианна бы его спасла. Погрузила бы в анабиоз, синтезировала кровь, вырастила новые органы, подсадила импланты… В крайнем случае, нырнув в Инферно, доставила на Анхаб, к магам-реаниматорам… Но Марианна была мертва, и над ее песчаным надгробьем струились равнодушные речные воды.

В другом пробуждении ему явилось нечто удивительное. Кажется, они пристали в берегу – перед ним маячили кусты с голубоватой листвой и удивительными цветами, большими, изящными и словно отчеканенными из листового серебра. Он все еще находился в их живом корабле, а Нерис стояла среди кустов, будто лесная дриада, и что-то втолковывала Брокату. «Лети, ищи…» – услышал Дарт, и эти слова вызвали всплеск протеста. Куда лететь?.. Чего искать?.. Разве лишь место для могилы…

Брокат исчез, а Нерис, присев у воды, катала в ладонях жемчужное зернышко, посмертный дар Детей Элейхо. Затем что-то произошло: вода вскипела, ударила фонтаном, и над ее поверхностью поднялся гриб с широкой плоской шляпкой. Под ней дергались, будто отплясывая сарабанду, тонкие голенастые ножки, а может – щупальца, придававшие грибу сходство с пауком. «Мерзкая тварь», – подумалось Дарту; пауков он не любил.

Он снова потерял сознание, а очнувшись, обнаружил, что куда-то движется, но не по реке, а в лесу. Небо не проглядывалось, заслоненное плотным покровом листвы, фиолетовой и синей, совсем непохожей на анхабскую или земную; воздух был сумрачен и свеж, без душноватых испарений, витавших над рекой; стволы деревьев уходили вверх колоннами чудовищного храма, а между ними, среди аметистовых мхов, виднелись жертвенники – плиты кроваво-красной яшмы с серыми и розовыми прожилками. «Хорошее место, чтоб умереть, тихое и красивое», – решил Дарт.

Но умирать было рано. Его куда-то несли – но куда и на чем? Некоторое время он размышлял над проблемой транспортировки – это помогало забыть о боли и ожидающем небытии. Нерис тащить его не могла – он слишком тяжел для нее, и к тому же его переносили не на руках, не волочили по земле, а вроде бы он лежал на какой-то платформе, упругой и теплой, плывшей повыше мхов. Опора под ним раскачивалась и колыхалась, будто невидимый носильщик трудился из последних сил и мог опрокинуть свою ношу. Вероятно, поэтому Дарта привязали к платформе – кажется, его собственным боевым поясом и ремнями от ножен шпаги и кинжала.

Очередной провал оказался глубоким, лишенным пространственных и временных измерений, напомнившим погружение в Инферно. Проблеск, наоборот, был кратким: Дарту казалось, что чьи-то руки с напряжением поднимают его, нагого и беззащитного, над округлой алой купелью, заполненной розоватым соком. Возможно, маслом, но не водой – жидкость выглядела слишком вязкой, и от нее ощутимо тянуло теплом. Он очутился в объятиях этой плотной субстанции, но купель была глубока, тело начало тонуть, и на мгновение его охватил ужас, что он задохнется в этой странной жидкости, а после растворится в ней, как сахар в чашке шоколада.

Но страх его непонятным образом исчез, а вместе с ним пропали боль, тревога и сожаление по поводу незавершенных дел. «Дела подождут, – прошептало ему что-то огромное, доброе, нежное, обволакивающее плоть и разум, – они подождут, а сейчас спи, маленький человечек, спи и врачуй свои раны. И наслаждайся сновидениями…»

Он подчинился этому ласковому приказу.

И снилось Дарту, что он опять стоит в древнем сумрачном зале Камелота, внимая речам Констанции, любуясь ее плавными жестами, вслушиваясь в негромкий голос. На ней было длинное платье, жемчужно-серое, закрывавшее плечи; шея казалась стеблем цветка, а шлейф, когда она двигалась и наклонялась, струился и шелестел по каменным плитам. «Женщина в таком одеянии, не открывающем ничего, будит фантазию, – подумал Дарт. – Она загадочна, как темное лесное озеро, скрывающее в глубине магический венец… и тот, кто добудет его, станет королем…»

На этот раз галактики и звезды не вращались по экрану, а вместо них тихо шелестела степь под косыми лучами заходящего солнца да мчался вдалеке стремительный табун. Предки этих лошадей попали на Анхаб с Земли – прекрасный, хотя и невольный дар старому миру от юных собратьев. Но не единственный; зонды-иразы посещали Землю регулярно, и каждый находил, чем загрузить память и трюмы. Подарки сыпались будто из рога изобилия – музыка, яркие зрелища, копии картин и статуй, зиготы растений и животных… Все это так же, как доставленное с других миров, спасало анхабов от скуки, помогая скрасить долгое и для большинства из них бесцельное существование.