Багровая земля - Борис Сопельняк

Когда мы обсудили, как и чем можно помочь Ашрафу, я набрался смелости и спросил:

– Нейматулла, а как вы распоряжаетесь прибылями?

– Расширяю производство, открываю новые филиалы, закупаю оборудование.

– Я не об этом. В традициях ли афганских предпринимателей благотворительность?

– Конечно. Еще мой дед, который начал торговать с Россией, помогал строить мечети, школы и больницы. Завещал он это и мне. Думаю, дед был бы доволен, если бы узнал, что при моей финансовой поддержке построено двадцать семь школ и одна мечеть. Есть и другие планы…

Бадгис же моему предложению установить контакт с ковроделами кишлака Ашрафа откровенно обрадовался:

– Каждый кишлак, каждый уезд имеют свои традиции, свои рисунки и орнаменты. Пять веков занимаются в Афганистане ковроткачеством, и у каждой народности что-то свое. Я – туркмен, поэтому о туркменских коврах знаю все. А о хазарейских, пуштунских и таджикских – значительно меньше. Но вы посмотрите на эти краски! – метнулся он к полке и разложил передо мной несколько, я бы сказал, живописных пейзажей, написанных шерстяной нитью в манере художников-импрессионистов.

– Нет, вы не просто любуйтесь, вы их потрогайте, – настойчиво предлагал он. – Ну, что скажете? Как они мягки, как шелковисты, да? Погладьте, погладьте, ковры это любят! И что интересно, ни моль, ни какая другая мелкота им не страшна. Как вы думаете, сколько лет этим коврам?

– Лет пять – десять,

– А двести не хотите?!

– Но краски? – усомнился я. – Для такого возраста уж очень свежи краски.

– То-то и оно! – азартно потер руки Бадгис. – Один Аллах знает, сколько отдал я сил и сколько потратил лет, чтобы раскрыть секрет этих красок! Идите сюда, – позвал он меня во двор, – покажу и кровь рубина, и синь лазури, и зелень малахита.

Двор – это, собственно, не двор, а мастерская. В чанах дымится какое-то варево, на шестах сохнут мотки пряжи, у станков на корточках сидят люди.

– А вот и краски, – кивнул Бадгис на груды веток и кореньев, пучки листьев и травы. – Все берем из природы, – объяснял он, – измельчаем, варим, смешиваем, разбавляем – и получаем несмываемые дождем и невыгораемые на солнце краски. Вечные краски! – закончил он с нескрываемой гордостью мастера.

Но меня интересовали не столько краски, сколько люди. Я обратил внимание, что одни с трудом ходят, у других что-то со спиной, третьи довольно странно держат руки.

– Что это с ними? – спросил я. – От непосильного труда они стали калеками?

– Калеками они стали либо на войне, либо такими родились, – с грустью ответил Бадгис. – В прошлом я педагог, жил и учительствовал в кишлаке Моричак. Пятнадцать лет назад наши края поразила засуха. Много детей умерло. А тех, кто уцелел, я с великим трудом перевез в Кабул. Почти все выжили, но стали инвалидами. И тогда я поклялся, что ни за что их не брошу!

Мои родители занимались ковроткачеством, поэтому в этом деле я разбирался. Чтобы прокормить подросших ребят, я, моя жена и дочери обучили их немудреным операциям, открыли небольшую мастерскую – и дело пошло. Теперь вчерашние подростки – прекрасные мастера. Сделанные ими ковры побывали на выставках в Австрии, Швейцарии, ФРГ, США, Турции, Франции, Италии, России – и всюду получили награды. Вообще-то, ковроткачество – дело семейное. Я заключаю с семьями договоры, иногда даю сырье, но никогда не вмешиваюсь в творческий процесс. Поэтому охотно помогу людям из кишлака… как он называется?

– Кишлак называется Танги Сайдан. – Хадовец, неотступно следовавший за нами, посмотрел на часы. – Выезжать надо через сорок минут.

– Сорок минут – это немало, – распахнул Бадгис дверь увешанной коврами и богато обставленной комнаты. – Прошу к столу. Как говорят шурави, чем Бог послал.

Бог был щедр и послал нам таких вкусностей, о которых я раньше и слыхом не слыхивал. Когда перешли к чаю, Бадгис подсел поближе и задал совершенно неожиданный вопрос:

– Скажите, дорогой гость, а в главном туркменском городе Ашхабаде вы, случайно, не бывали?

– Бывал, – с готовностью ответил я.

– И что вас там больше всего поразило?

– Девушки! – неожиданно для себя выпалил я.

– А что я говорил?! – в тон мне воскликнул Бадгис. – Туркменские девушки – это… это, – крутанулся он на стуле, – в общем, лучше них под этим благословенным небом не бывает.

– Кому вы говорите?! – осмелел я. – Из-за этих девушек я кровь пролил. Видите этот шрам? – показал я на небольшую отметину на лбу. – Это – память о туркменских девушках.

– Как так? – оживился Бадгис. – Расскажите.

– Да ничего особенного, – пожал я плечами. – Просто я шел по ашхабадской улице, а навстречу летела стайка туркменских девушек, одетых в национальные костюмы: знаете, такие узенькие шальварчики, а сверху украшенные серебром жилетки.

Оторвать глаз от них было невозможно! Они уже прошелестели мимо, а я все любовался их стройными фигурами, их танцующей походкой.

И вот я любовался, любовался, а сам шел вперед с повернутой вполоборота головой – и наткнулся на острую ветку. Кровь так и брызнула! Как ее остановить? У меня ведь, кроме носового платка, ничего не было, а он быстро пропитался кровью. Прохожие от меня шарахались. Но одна добрая душа нашлась – одна из тех изумительных девушек, конечно же, самая красивая. Она обернулась, сочувственно улыбнулась и протянула свой платок. Вы не поверите, но когда я приложил его к ране, кровь мгновенно остановилась!

– Счастливый, – завистливо вздохнул Бадгис. – Надеюсь, что моя жена будет не хуже.

– Как так? – не понял я. – Ведь вы же сказали, что у вас есть не только жена, но и дочери.

– Есть, – опустил он глаза. – Но ей скоро пятьдесят. А я хочу молодую. Короче говоря, я решил взять вторую жену. По закону я могу и третью, и четвертую, но пока хватит второй. Только вот какая закавыка, – не без смущения продолжил он, – мне-то за пятьдесят… Короче говоря, один мой друг побывавший недавно в Ашхабаде, вернулся оттуда помолодевшим лет на десять. Оказывается, неподалеку от города есть подземное озеро с волшебной водой. Искупаешься – и станешь как легендарный богатырь Рустам! Вы об этом озере ничего не слышали? Где оно, как до него добраться и правда ли то, что говорят о его чудодейственной воде люди? – с надеждой спросил Бадгис.

– Ну, как же, слышал! – воскликнул я. – И не только слышал, но даже и сам в нем купался и последствия ощутил: недаром его называют озером любви. А еще его называют Бахарденским – по местности, где оно расположено. Да о нем же сложена легенда! Хотите, расскажу?

Услышать легенду о подземном озере захотели все – и Бадгис, и приехавшие со мной хадовцы.

Эпизод № 5

– Когда это случилось, никто не помнит, но нет туркмена, который бы сомневался в правдивости этой истории. Жил на свете простой пастух по имени Байрам – парень видный, но бедный, поэтому жены у него не было. Он так к этому привык, что в сторону девушек даже не смотрел.