Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

— А я и с оставшимися зубами укусить могу, пан начальник, так, что вовек не забудешь!

И сама же весело засмеялась, даже всхлипывая от удовольствия — тоненько, с легким надрывом.

— Ну, а все-таки, Марыся, — тоже улыбнулся Вадим, что он делал нечасто за последние дни. — Открой, что тебе ведьма наобещала?

— Обещала, что заговорит мои белы зубки на оборотня. Так что тот сразу всю свою силу потеряет, — весело пояснила девушка, после чего наморщила лоб, точно вспоминая бабкины слова. — Говорила Беата, что у оборотня вся сила — в клыках. Ими он, дескать, и рвет своих жертв и кусает особо понравившихся каким-то особым образом.

— Это как же? — уточнил дознаватель.

— А не знаю, — равнодушно ответила Марыся. — Беата, она мне еще много странного говорила, только не запомнила я. Больно слова мудреные, все больше про кровь и любовь. Не поймешь ее, ведьму эту. Я ей, между прочим, потому только и поверила, как она рассказала мне, что намедни оборотень в лесу каких-то очень важных монахов загрыз. Стало быть, не укрыться от него ни в лесу, ни в городе. Одна надежда теперь — ведьма поможет. Иначе — пропадай моя молодая жизнь!

И она задорно подмигнула дознавателю. Однако Вадиму кокетничать с деревенской полубезумной девкой совсем не улыбалось. А вот откуда ведьма о Божьих агнцах прознала, выяснить следовало незамедлительно.

— О каких таких монахах речь? — невинным тоном осведомился он. — У вас тут что, подворье святое имеется?

— Нет, то не наши монахи, не здешние, — пояснила Марыся, которой весь этот разговор, в обход любви и кокетства, уже явно и порядком наскучил. — Беата сказывала, что издалека. И монастырь тот необычный, вроде как поборники святой веры или еще чего… Но их все равно зверь загрыз, даром, что святые отцы были… Ну, то мне ведь и невдомек, пан начальник! Мне теперича свою шкуру приходится выручать, вот оно как повернулось. Потому Беата и вызвалась мне помогать во всем. Видать, у нее к этому делу какой-то свой, ведовской интерес имеется.

Они побродили по лесной округе еще с полчаса, а потом Вадим решительно повернул назад. Девица тоже помаленьку захныкала: в своем легком одеянии она порядком озябла. А в часовне ждал теплый очаг и горячий бульон в котелке. Потому обратно из лесу Вадима ноги точно сами несли. Он согрелся и даже слегка вспотел, пока они миновали последний овраг. Никаких крупных следов, в том числе и человечьих, дознавателю не повстречалось. Он вернулся и сразу потребовал обеда.

Позже, сидя возле старого потрепанного сундука, явно оставшегося здесь еще с незапамятных времен, Вадим несколько раз мысленно повторил свой разговор с девицей. Марыся же, пообедав без особого аппетита, снова торопливо забралась под одеяло и теперь помалкивала там, изредка тяжело и весьма нарочито вздыхая. У Вадима же не шли из головы странные слова ведьмы, произнесенные устами Марыси. Что-то там такое было о любви — холодное, острое и несуразное одновременно.

Так, размышляя про себя о повадках злобного чудовища, пан Секунда и заснул. Ему немедленно приснился тихий и ласковый Новый год. И никаких оборотней.

Арунас ворвался в часовню, как шальной порыв лесного ветра-бурелома. Оглядев всех сидящих, он коротко поклонился Вадиму и, быстро облизнув горячие губы, отчеканил:

— Чертова ведьма! Она идет сюда.

— Где ж твоя ведьма? — спокойно спросил Вадим.

— Кой черт — моя?! Только что миновала дальнюю околицу и сейчас вовсю чешет по деревне.

— Хорошо. Всем изготовиться и ждать. Девицу — в дальний угол. Забросайте одеялами до поры до времени. И погасите все свечи и светильник. Будем ждать.

Через минуту развалина-часовня погрузилась во тьму. Пятрас встал наизготовку за закрытыми дверьми. Арунас занял свое место в засаде, в боковом простенке, узком, но довольно длинном, чтобы там спрятать человек пять крепких физически и широких в плечах. Вадим остался сидеть на стуле посреди главной комнаты. Ясь с воинственным видом устроился подле Марыси, которая тихо дрожала, заваленная кучей одеял и мешков. Ясь проделал ей в мешке отверстие для подсмотра, чтобы девушка могла разглядеть и признать проклятущего оборотня, кем бы он ни оказался.

Неподалеку в своем доме на худой случай ждал сам пан Браславский с десятком мужиков посмелее. Оборотня решили поначалу заманить в часовню, чтоб открылся, а потом уже и порешить. Сигналом для пана Митяя должен был стать зажженный факел на крыше часовни. Там, на чердаке, лежал заранее приготовленный дрын, обмазанный смолой и обмотанный сухой паклей. Едва только Беата приблизится к часовне, по замыслу дознавателей Ясь должен был забраться на чердак с кресалом и ждать приказаний снизу.

В часовне между тем стало совсем тихо. Слышно было только, как где-то под полами шуршит мышь, невесть как очутившаяся в заброшенной и опустошенной каменной коробке, где нечем было поживиться уже много лет. И еще откуда-то из лесу доносился надрывный и печальный плач ночной совы-сплюшки, собиравшейся в скором времени вылететь на освещенные луной поляны кормиться.

Ветер угас, так и не успев родиться, и ветви кустов неподвижно темнели вокруг часовни, скрывая собою подходы к зданию. Впрочем, к дверям вела только одна дорожка, и завершалась она широкой расчищенной площадкой. Там висел на столбе тусклый масляный фонарь, в ночное время больше для приличия, нежели освещения. Однако его света как раз хватало, чтобы, открыв двери часовни, увидеть внутри только темь. В то время как изнутри всякий силуэт на фоне раскрытых дверей казался бы четким и ясным. Старший дознаватель Секунда не собирался пускать ведьму в часовню без предварительной проверки. И очень сомневался, что Беата эту проверку выдержит.

А тем временем по расчищенной от снега дорожке центральной усадьбы шла Беата. Даже в знакомых ей окнах при ее приближении торопливо гас свет, и собаки начинали настороженно и приглушенно побрехивать сквозь стиснутые зубы. Собаки не любили Беату, но предпочитали не задирать ее, чуя иную, недоступную им сущность, а стало быть, и силу. Маленькая старая женщина с опущенными покатыми плечами, сгорбленной фигурой, клюкой в сухонькой руке и котомкой за плечами таила непонятную им опасность. И они только тихо рычали вслед ее тени, которая выросла в поздних сумерках и двигалась впереди самой ведьмы.

Старушка, не обращая внимания на возню и рычание за заборами, неторопливо шла по деревенской улице. Она шла в часовню, не таясь, потому что знала — ее срок пришел.

Огоньки в деревне таяли один за другим, точно гаснущие лесные гнилушки. Беате казалось, что звук ее шагов невыразимо громок и отдается скрипом плотно утоптанного снега от каждого забора, дерева, палисадника. Она знала, что такие иллюзии случаются в предновогодние ночи, и это верный признак приближающихся безумий, охвативших эту округу уже много лет назад. Беата покрепче перехватила лямки заплечного мешка.

На минуту у нее возникло жгучее, почти непреодолимое желание проверить содержимое внутреннего кармана котомки. Там, тщательно завернутые в тряпицу, лежали два человеческих зуба. Те, что принадлежали некогда несчастной Марысе.