Секреты серой Мыши - Кира Страйк

Выбрав три варианта книг — бог его знает, в каком настроении завтра проснётся герцогини, пусть уж у нас будет выбор, я отправилась в комнату к ненавистной соседке.

Люся уже сопела под своим одеялом, чему я была несказанно рада. Быстренько разделась, юркнула в кровать и почти моментально уснула.

Пробуждение было точной копией вчерашнего. Как и само утро. Раскрытые шторы, ощущение, что уснула я всего минуту назад и бесконечное гундосое «Жаннин». На мои попытки отстоять свои права на нашу общую горничную, Люсьен делала вид, что ничего не слышит и вообще её это никоим образом не касается, а сама Жаннин едва не плакала, пытаясь «разорваться» между двумя госпожами.

В конечном итоге, мне, во-первых, стало жалко несчастную девушку, которая в силу социального положения и юного возраста не смела возражать настырной и, вопреки такому же юному возрасту, уже весьма успешно научившейся помыкать людьми Люсьен, и я красноречивым взглядом «отпустила» её. А во-вторых, отчётливо поняла, что решать вопрос с таким хамским эгоизмом придётся каким-то другим способом. Слова ни добрые, ни недобрые соседка понимать отказывалась наотрез.

В довершение ко всему, мы с Люсей сегодня ещё и дежурили. Вчерашней форы, которую я получила в обмен на принесённый в жертву завтрак, сегодня у меня не было. Соответственно, я опоздала. И получила выговор от её светлости.

Утренний туалет герцогини, к слову сказать, так же отличался сложностью исполнения.

Совершив омовение щек и рук, насладившись смягчающими и отбеливающими кожу притираниями из корня лилии, герцогиня принялась за макияж.

На лицо, умягченное кремом, был нанесён слой розоватой пудры. Брови и ресницы жесткой кисточкой окрасили в угольно-черный цвет. Губы в карминно-красный, но не полностью — густо-густо середину, и почти не трогая края. Так губки кажутся пухлыми, маленькими — почти детскими. Над уголком верхней приклеили небольшую мушку.

Немного румян на щеки, и герцогиня строго осмотрела себя в зеркало — хороша ли, всё ли возможное сделано?

Затем облачилась в свежее платье. На этот раз она выбрала нежный муслиновый утренний туалет модного цвета, что не преминула с придыханием отметить Люська:

— Ах, ваша светлость! Ах! Как вам идет этот прелестный оттенок! Он просто создан для вас! Жиразол[2], если вы позволите мне так сказать — это именно ваш цвет!

Герцогиня самодовольно улыбнулась — было видно, что Люськина лесть достигла цели, пролив целительный бальзам на женское самолюбие. Она уселась в кресло и позволила парикмахеру заняться своими волосами.

Сидя на неудобных банкетках, я и Люська с тоской наблюдали, как субтильный «маэстро» кружит и подпрыгивает возле застывшей в кресле герцогини.

Я с трудом сдерживала зевок и искренне сочувствовала скромно стоящим у дверей горничным. Три девушки кидались по первому требованию местного «дизайнЭра причесок» и подавали ему по очереди расчески, щипцы для завивки, которые в количестве трех штук постоянно грелись на маленькой жаровне, разнообразные шпильки и фальшивые локоны.

Все это лежало на туалетном столике практически на расстоянии вытянутой руки, и цирюльник спокойно мог взять их сам. Но, очевидно, он полагал, что так бы он производил гораздо меньшее впечатление.

— Парики, — как попутно снисходительно объяснял маэстро, — совершенно вышли из моды в столице еще два месяца назад…

Наконец, накинув на плечи герцогини пудромантель (нечто вроде широкой накидки), цирюльник при помощи кисти обильно припудрил завитую и уложенную копну волос с кучей фальшивых завитков и, отойдя на два шага в сторону, сказал:

— Вы сегодня восхитительны, как никогда, ваша светлость!

Не прошло и вечности, как процессия из герцогини, фрейлин и двух сопровождавших их горничных достигла утренней гостиной.

Жозефина изволила откушать и, наконец, милостиво отпустила на завтрак и нас.

— Бо-оже-э, так и с ума сойти можно. — Уже устав, я уныло брела по коридору в сторону фрейлинской столовой, после вчерашнего «шоу» в полной мере представляя, что нас там ожидает. (Хорошо, хоть прожорливая Люся сегодня в таком же положении, как и я.)

Однако, вопреки всем моим грустным прогнозам, здесь меня ждала первая хорошая новость за сегодняшний день.

Нет, содержимое стола выглядело именно таким плачевным образом, как мне и представлялось. Но! В тот момент, когда я обречённо взялась за столовые приборы, (Та-да-ам!) в помещение зашла вчерашняя помощница с подносом дополнительной свежайшей еды персонально для меня!

На этом месте Люся окончательно и безповоротно ошалела. Однако, быстро взяла себя в руки и, пользуясь таким благоприятным моментом, занырнула в поднос, с головой погружаясь в свой любимый процесс. Я чуть не расхохоталась. Посмотрела восхищённым взглядом на помощницу и принялась за еду, пока ненасытная соседка не слопала всё содержимое тарелок. Девушка с лукавой улыбкой подмигнула мне в ответ (мол, комплимент от повара) и удалилась на кухню. Шкала настроения поползла вверх.

Для еды дежурным фрейлинам выделялось очень мало времени. Поэтому, наспех покидав в себя пищу, которая, безусловно, заслуживала более степенного и вдумчивого приёма, поспешили в гостиную.

Как только мы с «напарницей» появились в дверях малой гостиной, герцогиня объявила «чтение». Завтрак ещё даже не успел провалиться в желудок, и хотелось иметь возможность немножко отдышаться, но, как забавно кто-то перефразировал две русских поговорки — «взялся за гуж — полезай в кузов».

На столике лежали отобранные мной вчера книги и Жозефина веером указала на одну из них.

— Оу! Сегодня у её светлости игривое настроение? — подумала я, поднимая со стола самый знаменитый роман в Европе того времени — «Роман о Розе» — поэму двух французских авторов — Гийома де Лориса и Жана де Мена.

Перемену душевного состояния её светлости лёгкими полуулыбками отметили и остальные участницы утреннего развлечения. Лица девушек удовлетворённо разгладились — очевидно, всем уже «до чёртиков» надоело слушать религиозную пропаганду в «чистом виде».

Устроившись поудобнее на «моём» диванчике у окна, я открыла книгу и принялась читать. Барышни млели — изобилующее размышлениями о боге, природе и человеке произведение повествовало и о кодексе куртуазной любви.

Я набила мозоль на языке, до самого обеда излагая содержание романа, старательно меняя голоса героев, интонационно «сгущая краски» в нужных моментах и вообще проявляя чудеса техники чтения.

К тому времени, когда с чистой совестью смогла уже закрыть рот — голова моя самым натуральным образом гудела.

После обеда в фрейлинской компании наметился небольшой бунт. Причиной его стала замена нашей Жаннин на взрослую опытную Эмму, до сего момента прислуживавшую Катрин и Кларисс. Возмущению их не было предела. Моя Люся тоже начала люто багроветь, понимая внутреннюю подоплёку происходящего.