Сомнения любви - Мэри Джо Патни

– Я хотела, – ответила она сдавленно.

– Я сделал тебе больно? Чего мне совсем не хотелось, так это причинить тебе боль. – Прижимая ее к себе одной рукой, другой он гладил ее по плечу и предплечью, словно она была нервной лошадкой.

– Мне почти не было больно.

– Тогда что не так, Мария? Я люблю тебя и хочу быть тебе хорошим мужем. Я… очень сильно отличаюсь от того мужчины, каким был прежде?

Как бы сильно ей ни хотелось провалиться сквозь землю, она должна была сказать ему правду. Она сделала глубокий вдох и, вырвавшись из его объятий, повернулась к нему лицом.

– Я не знаю, каким ты был раньше, – сказала она уныло. – Мы не муж и жена. Я не видела тебя до той ночи, когда вытащила тебя из моря.

У Адама перехватило дыхание. Было ощущение, словно его ударил в солнечное сплетение гигантский кулак. Блестящие светлые волосы Марии разметались по плечам. Он так мечтал увидеть их такими – распушенными, чувственными. Он отчаянно хотел обнять ее, а она говорила ему, что они не принадлежат друг другу.

– Мы не женаты? – спросил он. Губы онемели и не слушались. Он не мог поверить в то, что она – не его женщина. – Ты не моя жена?

Она смахнула слезы шарфом. Даже с припухшими глазами и покрасневшим носом она была красива.

– Нет. Прости меня. Я солгала и потом не смогла сказать про ложь.

– Почему ты заявила, что мы женаты?

Она скомкала влажный от слез шарф.

– Я была такой одинокой, и Берк домогался меня, – запинаясь, проговорила она. – Я знала, что выйти за него было бы ужасной ошибкой, но он обычно вел себя весьма обходительно и говорил очень разумно. Я чувствовала, что склоняюсь к тому, чтобы сказать ему «да». Тогда мне удалось бы избежать судебного преследования и у меня был бы муж с корнями в Хартли – все было бы гораздо проще. В минуту слабости я могла бы принять его предложение. И вот… я и сказала ему, что мой муж сейчас воюет в Пиренеях.

– Сражается с французами? – Образы солдат и выжженных солнцем плато, картины кровавой бойни промелькнули у него перед глазами. Он был там? Возможно, он лишь читал о сражениях в газетах, поскольку образы эти были лишены четкости его снов. – И тогда появился я, и я не знал, кто я такой. – Удобный материал для мужа, которого не существовало.

– Это не все. – Она опустилась на скамейку подальше от него. – Я научилась кое-каким ритуалам у бабушки Розы. Простые способы сконцентрироваться на том, чего хочется или в чем чувствуешь необходимость. Однажды ночью я проснулась с чувством отчаяния, и тогда я вспомнила о ритуале на исполнение желания, попросив решить мою проблему с Берком. – Она невесело усмехнулась. Бабушка Роза любила повторять, что ее ритуалы – все равно что молитвы, но с добавлением благовоний.

– Итак, ты возжелала себе мужа.

– Я не думала ни о чем таком конкретном. Но когда я зажгла благовония в беседке, я поймала себя на том, что тоскую по… мужу, о котором мечтала. О мужчине, который совсем не похож на Берка. После ритуала мне стало хорошо и покойно, и я даже немного задремала, но проснулась, услышав настойчивый голос в голове, который звучал совсем как голос бабушки Розы. Она сказала, что я должна идти на берег. – Мария подняла на него глаза. – И тогда я нашла тебя.

– Мне как-то с трудом верится, что тогда я выглядел как чья-то воплощенная мечта о муже. – Он присел на противоположный край скамьи, как можно дальше от Марии. Его ощущение себя как личности разлетелось на мелкие осколки. Он чувствовал себя растерянным и беспомощным. Он не был Адамом Кларком. Он был никем.

Он считал, что любит Марию, принимал это чувство как должное, потому что она была его женой. Раз она его жена, то, конечно же, он ее любит. В это легко было поверить, принимая во внимание ее красоту и доброту. Но все, что было между ними, основы вал ось на лжи. Они были чужими людьми, и теперь он больше не знал, что к ней чувствует.

Она продолжала:

– Вначале я не связывала твое появление с ритуалом на исполнение желания. Я просто хотела вытащить тебя на берег и спасти от смерти. – Она замолчала и молчала несколько долгих секунд. – Когда я спросила тебя, помнишь ли ты, что я – твоя жена, было так, словно бабушка Роза произносила эти слова за меня. Но я не виню ее. Я сказала это, и я не стала позже отрекаться от своих слов:

Удивительно, но он понимал, как обстоятельства могут создать иллюзию логичности и правильности, когда на самом деле все совсем не так. Но… она солгала относительно самого главного – того ключевого факта, который стал его якорем, стержнем, вокруг которого вращалась его вселенная. Теперь этого стержня больше не было.

– Мое появление могло показаться даром судьбы. Но почему ты не открыла мне правду, когда Берк уехал?

– Я хотела, но ты казался таким счастливым, считая меня своей женой. – Она опустила глаза на скомканный шарф. – Я переживала за тебя, думая о том, какова будет твоя реакция, когда ты осознаешь, что ты один и не помнишь, кто ты.

Она не зря переживала, но он считал, что проще было бы принять с самого начала тот факт, что они не знакомы друг с другом. В тот момент, когда он очнулся, еще пропитанный соленой влагой моря, он сразу, без оговорок и сомнений, поверил в то, что они женаты. И вскоре он уже начал чувствовать, что больше ничего ему знать не нужно.

Теперь многое из того, что казалось загадочным, обрело смысл. Неудивительно, что она ничего не знала о его прошлом, его семье, его занятиях. Возможно, это удар по голове сделал его таким доверчивым. Иначе нельзя понять, отчего он принимал на веру ее объяснения. Оглядываясь назад, он поражался тому, что не пытался ни о чем допытаться.

– Почему ты назвала меня Адамом?

– Адам – первый человек, и с этим именем, как мне показалось, ты чувствовал себя уютно. – Она вздохнула. – Я продолжала надеяться, что память вернется к тебе и тогда я смогу во всем признаться. Если бы память вернулась к тебе на следующий день или через день, то моя ложь не имела бы уж такого большого значения. Я могла бы придумать более или менее правдоподобное объяснение моей лжи. Но чем дольше я притворялась, тем труднее становилось сказать тебе правду.

Итак, он был безымянным странником, живущим за счет женщины, которая нуждалась в защите от негодяя. Он посмотрел на свои мозолистые руки. Не похожи они на руки джентльмена. Сознание того, что он мог быть садовником или матросом, не удручало его. Что его удручало, так это незнание того, кто он такой.

– Завтра я уеду, хотя мне придется попросить у тебя одежду, поскольку своей у меня нет. – Он издал звук, больше напоминающий хриплый лай, чем смех. У него ничего не было, он ничего не знал, он был никем.

– Нет! – Она в ужасе уставилась на него. – Я с удовольствием дам тебе одежду и деньги, но куда ты пойдешь? Что ты будешь делать?

– Понятия не имею. Но будь я проклят, если останусь сидеть на твоей шее, как нищий, клянчащий подаяния.