И грянул град - Лориана Рава

тирана со скованными за спиной руками провели через толпу в тюрьму под всеобщие насмешки. Я его видел довольно близко, зрелище пренеприятное. Всё тело -- синяки и кровоподтёки.

Сердце Луны забилось в надежде. Главное, жив! Пусть избитый, в тюрьме, преданный, опозоренный... Но жив, а значит, у него ещё есть шанс выбраться на свободу...

-- А потом? -- спросила Лама.

-- Дэниэл потом произнёс перед народом такую речь: "Жесткие тираны много лет угнетали свободных людей, но сегодня вы, лучшие люди этой страны, положили конец кошмару. Власть инков пала и теперь их должно постигнуть заслуженное наказание. Много лет они упивались роскошью и властью в то время, когда вы трудились на них в поте лица. Что скажут ваши бывшие владыки, когда вы войдёте в их дома, где они предавались роскоши и разврату, где они тайно подписывали смертные приговоры самым лучшим из вашего народа и тайно позорили ваших дочерей? Отомстите же им! Отведите их в тюрьмы и разгромите их дома. Все их сокровища достались им не по праву, так что вы вполне можете, отправив тиранов в тюрьму, разграбить их дома и захватить себе их имущество!"

Ну и кто-то пошёл по домам, а я увязался за отрядом, который пошёл громить.

-- А зачем громить?

-- Так ведь всё равно это кто-то сделал бы, не я, так другие. Зато какие красивые блюда принёс! -- и, развернув тюки, он достал несколько золотых блюд. Луна ужаснулась, с первого взгляда поняв, что это -- посуда из дома Киноа. Каждое из них было ему подарено после завершения крупного проекта плотины, и потому изображались на них или сами плотины, или растения, особенно часто киноа, символизирующее его имя. Он-то чем заслужил народный гнев?

-- Скажи, а какая судьба ждала их прежнего владельца?

-- Его отвели в тюрьму, -- ответил мужчина без всякого сожаления, -- А дом стали громить.

-- Боги, да за что же! Что он вам сделал?! Да что он тебе сделал?

-- Я не знаю, как его зовут и в чём лично он провинился, но человек, у которого дома такая роскошь, наверняка вор и бездельник. Шиковал, пока мы жили в нищете...

Луна оглядела комнату. Конечно, это не дворец, но и не сказать, чтобы хозяева реально нуждались. Одежда, мебель, посуда -- всё было в наличии, и не сказать, чтобы дурного качества.

Да и накормили её сегодня не скудно, хотя она ела лишь лепёшки, можно было отведать и мяса, и овощей... Но спорить она не стала, а лишь спросила:

-- А что стало с его семьёй? Их тоже арестовали?

-- Их повели куда-то. Тот, кто вёл, сказал, что это его доля добычи.

-- Доля добычи?! Значит, их продадут в рабство?

-- Может быть. А что?

-- Ты считаешь это справедливым?

-- Ну, раз они столько лет прожили в роскоши, то отчего бы им не пожить в рабстве? Это, в некотором роде, справедливо.

-- Людей нельзя держать в рабстве. Никогда! Ведь это же не просто нищета, даже не просто лишение свободы.... Раб, прежде всего, лишён человеческого достоинства, с ним могут сделать всё что угодно, даже... даже самое постыдное. И что, теперь у нас в стране будет по закону рабовладение?

-- Ну, в других странах оно есть, люди же живут и ничего. Вполне возможно, что есть люди, для которых быть рабами не так уж страшно.

-- Не страшно?! А ты представь в рабстве себя или своих детей!

-- Послушай, ты... чего ты тут выступаешь? Ты здесь находишься только по моей милости!

-- Но ведь она права... -- растерянно вставила до того молчавшая Лама, -- если у нас будет рабовладение, то ведь в рабство могут продать любого из нас. А кроме того, она сегодня тоже пережила погром и видит ситуацию с другой стороны. Её ведь саму при этом чуть не обесчестили! Скажи, неужели и там... -- и Лама вопросительно посмотрела на супруга, не решаясь озвучить страшное подозрение. Луна в глубине души испытала к ней жалость: страшно ведь знать, что близкий человек может быть замешан в таком... И как жить с ним после этого? Луна точно знала, что не смогла бы разделить с таким мужем ложе. И вообще не смогла бы жить. Это... это ведь даже хуже смерти.

-- Ты не бойся, я ни в чём таком не участвовал, -- ответил муж, и Лама вздохнула с облегчением.

-- И ничего такого не было? -- добавила она уже для окончательной очистки совести.

-- Ну... вообще-то было. Захожу я в одну из комнат, а там женщина лежит. Подол порван, ноги раскиданы... Ну, явно с ней что-то такое делали.

-- Она была... уже мёртвая?

-- Я не понял. Может и мёртвая, а может, и просто в беспамятстве. Я не проверял.

-- И ты, значит, оставил эту несчастную умирать, хотя её ещё, может, можно было спасти?! -- ужаснулась Лама. -- Ты ведь стал убийцей!

-- Послушай, я не понимаю! Я что, с ней возиться должен?!

-- Ты оставил несчастную женщину умирать! Нас всех со школы учат, что если кто видит беспомощного раненого, то должен ему помочь! Может, она там так и лежит ещё, истекая кровью...

-- Да не лежит. Я видел потом, как какие-то люди её уносили.

-- Видно, нашёлся кто-то помилосерднее тебя. Знаешь что, уходи и свои несчастные блюда уноси!

-- Да куда же я уйду?! -- ошарашенно ответил муж.

-- А куда угодно, хоть к родителям! Если они твои "подвиги" тебе простят. А я тебя видеть не хочу!

-- Послушай, а какое право ты имеешь меня выгонять?! Мне этот дом дали от мастерской.

-- Нам дали. И дали инки, когда ты был честным тружеником, а не вором и убийцей! И я, когда выходила замуж, выходила за честного человека, -- Лама всхлипнула и, не выдержав, разрыдалась. -- Уходи, чтобы я твои бесстыжие глаза больше не видела.

Муж вышел за дверь, но с улицы добавил:

-- Послушай, а как ты собираешься обходиться без меня? Я думал, что раз власть инков свергнута, можно будет открыть свою маленькую мастерскую, и зажить припеваючи, а теперь? Я-то выживу, а ты без меня что будешь делать? Как ты выживешь? Как детям всё объяснишь?

-- Да уж как-нибудь выживу, как-нибудь объясню, -- ответила Лама, -- катись!

Когда негодяй ушёл, обе женщины, обняв друг друга, расплакались. "Я не