Одноразовые люди. Новое рабство в глобальной экономике - Кевин Бэйлз

Дело М’Барки и С’Хаба иллюстрирует особое бесправие женщин и детей. Их жизни контролируются настолько тотально, что рабство иногда сложно разглядеть. В доме хозяина женщины существуют либо как домашняя прислуга, либо как члены семьи. Как мы уже говорили, Коран допускает сексуальные отношения хозяина со своими рабынями. Сексуальные отношения являются ключевой частью владения рабынями, и хозяева меньше всего собираются поступаться этим своим правом. Для хозяина статус намного важнее удовольствия. Рабыни рожают рабов, а рабы имеют стоимость. Усыновлены они или нет, но дети рабыни принадлежат хозяину, и суды всячески поддерживают хозяев в этом вопросе. Хозяин решает, может ли рабыня выйти замуж и за кого, и имеет право аннулировать брак, который он не одобряет. Темразгин, освободившаяся рабыня, которую мы уже представляли в этой главе, остро чувствует несправедливость: «Самое главное, у меня нет права выйти замуж. Один человек хотел на мне жениться, но мой хозяин заявил, что тот должен согласиться на такие условия: я останусь рабыней, мои дети будут рабами хозяина, выйдя замуж, я останусь жить в доме хозяина»[65]. Независимо от того, женаты родители или нет, хозяин имеет право делать с детьми рабов что угодно. Передавая детей в другие дома, одалживая их или продавая друзьям и родственникам, рабовладельцы прочно привязывают рабынь, превращая детей в заложников.

Отцы-рабы не имеют власти над своими детьми и проживают совместно с женой столько, сколько разрешает хозяин. Они бессильны защитить свою семью или удержать ее вместе. Результатом является подчинение судьбе и покорность. Лишенным прав по отношению к своим близким, часто разделенным с ними, рабам мужского пола психологически легче убежать. Рабовладельцы не слишком стремятся найти сбежавшего мужчину-раба, поскольку он не является производителем благосостояния, как женщины. Сбежавшие мужчины могут найти кое-какую работу, но, хотя и оказавшись на свободе, большинство из них оказываются в худших условиях.

Для рабынь свобода обычно оказывается еще более тяжелой ношей. У них немного возможностей: работа проститутки или служанки, продажа кускуса на улицах или тяжелая физическая работа. Их дети превращаются в гаврошей. Не имея свидетельств о рождении, они не могут обратиться даже за той небольшой государственной помощью, которая существует; не имея дома и приличной одежды, они не могут посещать школу. Как дети освободившихся рабов, они немногого стоят, и их ждет самая опасная и грязная работа. Правительство относится к широко применяемому детскому труду как к норме, считая его важным для экономического роста. Если это все, что ждет свободных рабов в будущем, то на какие позитивные перемены можно надеяться в Мавритании?

Сорок акров и мул

Мавританская конституция гарантирует большинство прав человека. После очередного заговора победители провозглашают равные гражданские права всех мавританцев и обещают реформу и передачу земли бедным. Эти пустые обещания все еще существуют в виде бесконечной «работы» комиссий по данному вопросу. Рабство — особо щекотливая тема для правительства, и официальная реакция на нее неоднозначна. Подлинный запрет рабства представляет реальную угрозу правительству Мавритании как минимум по четырем причинам.

Во-первых, высшие касты белых мавров, сохраняющие контроль и над страной, и над правительством, являются рабовладельцами. Президент Маауйя ульд Сиди Ахмад Тайя и его клан правят с разрешения и при поддержке других семей и племен белых мавров. И любое предложение о запрете рабства воспринимается ими как прямо задевающее их материальное благополучие. Когда бы запрет рабства ни обсуждался, реакция следует незамедлительно: хозяева применяют более жестокие меры, перемещают рабов в изолированные провинции, разделяют родителей и детей, используя последних как заложников. Если правительство соберется издать и претворить в жизнь законы, которые бы положили конец рабству, то с очень большой вероятностью выживет рабство, а не правительство.

Во-вторых, даже успешный запрет рабства может посеять разрушительные для правительства семена. Рабы фактически не граждане, они лишены политических прав. Если рабы станут участниками политической жизни страны, властные позиции белых мавров окажутся под угрозой. Самый страшный ночной кошмар находящихся у власти белых мавров — коалиция между освобожденными рабами и афро-мавританцами. Основные оппозиционные политические партии руководятся афро-мавританцами из-за рубежа — с баз, расположенных во Франции, Марокко и Сенегале. Многие афро-мавританцы хорошо образованы и имеют опыт работы в бизнесе и администрировании. Несмотря на их способности, они обычно не занимают руководящие позиции, хотя те, кто верен правящей клике, получают кое-какие номинальные посты. Участники афро-мавританской оппозиции прекрасно осведомлены о политическом потенциале рабов и сделали освобождение рабов ключевым пунктом своей программы. Кампания арабизации была затеяна, чтобы парировать эту угрозу. Рабов учат говорить только по-арабски и практически не разрешают обучать чтению. Афро-мавританцы говорят на своих родных языках и по-французски, поэтому они вынуждены учить арабский, если они хотят установить хоть какие-то связи с рабами. В то же время правительство и белые мавры выстраивают баррикады анти-африканской пропаганды. Черных мавританцев называют «иностранцами», и мавры распускают среди рабов ужасные слухи о том, что они собираются разрушить общество и нанести удар исламу. Хотя сами рабы чаще африканцы, чем арабы, — белые мавры разыгрывают расовую карту. Они уверяют рабов в том, что те — арабы, хотя между собой всегда отрицают это; белые мавры никогда не собирались предоставлять рабам или харатинам те же права, что и арабам.

В-третьих, если рабству будет положен конец и если освобожденные рабы объединятся в своих интересах с афро-мавританцами, перед белыми маврами встанет еще одна неразрешимая проблема — земля. Когда в конце Гражданской войны в Америке рабы южных штатов были освобождены, многие считали, что необходимо сделать некоторые выплаты, чтобы помочь освобожденным рабам встать на ноги. Общим ожиданием была передача каждой семье бывших рабов сорока акров земли и мула, обеспечивавших базовые потребности самостоятельного существования в этом сельскохозяйственном регионе. Скажите, как, — задавали вопрос аболиционисты и освобожденные рабы, — 4 миллиона человек могут стать свободными, не имея ни копейки денег на собственное пропитание? Если ожидается, что они станут гражданами, то разве они не имеют права на общественную поддержку, чтобы начать новую жизнь? Американское правительство предпочло проигнорировать эти призывы, равно как и выплату компенсаций, сумма которых достигала 4 миллиардов долларов, рабовладельцам за потерю ими рабов. И бывшие рабы, и бывшие хозяева были предоставлены сами себе, результатом чего явилось последовавшее столетие издольщины, предрассудков, сегрегации и человеческих драм. Мавританское правительство точно так же стремится избежать вопроса о выплате компенсаций — как рабам, так и хозяевам. Если принять к расчету самые низкие оценки числа рабов и учесть существующую ситуацию на рынке, то правительство должно будет выплатить рабовладельцам компенсаций на сумму более чем $176 миллионов, то есть 16 % валового национального продукта, сумму, значительно превосходящую средства, имеющиеся в распоряжении правительства. Но закон об освобождении специально отмечает необходимость такой компенсации. Более того, даже если деньги для рабовладельцев все-таки можно найти, то землю для рабов — нет. Мавритания, возможно, сможет напечатать деньги, но она не сможет напечатать землю: площади пахотных земель сокращаются из-за наступления пустыни с угрожающей быстротой. Единственная возможность — забрать землю у белых мавров, ту землю, которую рабы обрабатывают сейчас. Но белые мавры никогда не допустят этой экспроприации, любая попытка может привести к гражданской войне.