Венец для королевы проклятых - Виктория Александровна Борисова

осунулась и выглядела изможденной. Облаченная в белое одеяние, с белым покрывалом на голове, она еле переступала ногами, прижимая к себе дочку. Лицо ее, мертвенно-бледное, неподвижное, было похоже на окаменевшую маску, и только глаза – огромные, ярко-голубые – жили на нем.

Люди, собравшиеся во дворе, расступались перед ней – молча, отводя взгляды и словно боясь случайно прикоснуться. Никто не посмел приветствовать принцессу, как в былые дни… Поднимаясь по узкой деревянной лестничке, она споткнулась и чуть не упала, но служанки успели подхватить. Они возвели принцессу на помост и стали по сторонам, словно часовые.

Наконец на галерее появился принц Хильдегард. Он шел в сопровождении джедри-айр своей всегдашней легкой, стремительной походкой, и даже сейчас Гвендилена почувствовала сладкое замирание сердца – так он был хорош собой в черной мантии с пурпурным подбоем и тяжелой золотой цепью на шее!

Принц выступил вперед, привычным движением вскинул руку… Все взгляды устремились на него. Люди тревожно и напряженно ждали, что он скажет.

– Слушайте меня, мои слуги и приближенные! – провозгласил он. – С тяжелым сердцем я обращаюсь к вам сегодня.

И, выдержав эффектную паузу, заговорил снова – медленно и веско, отчеканивая каждое слово:

– Все вы знаете – женщина, что стоит перед вами, была моей женой, матерью моих детей и хозяйкой в замке. Однако в последнее время до меня дошли сведения о том, что она неверна мне и осквернила изменой супружеское ложе.

По толпе пронесся глухой ропот. Эвина встрепенулась, словно хотела сказать что-то, но тут же сникла и опустила глаза долу.

– Та, чье имя пятнают столь гнусные подозрения, не может далее оставаться моей супругой и членом королевской семьи. К тому же законность происхождения рожденного ею младенца женского пола не установлена доподлинно, и потому я отказываюсь признавать его в числе своих детей и наследников.

Хильдегард говорил, и голос его словно наливался металлом:

– По закону неверную жену бьют плетьми на базарной площади, если речь идет о простолюдинке. Даму благородного происхождения предают смерти через отсечение головы либо пожизненному заключению в подземной темнице Хеатрог на хлебе и воде. Если же в результате прелюбодеяния родится дитя, мать сама должна напоить его маковым отваром, дабы даровать младенцу легкую и быструю смерть. Закон суров, но это закон, и все мы обязаны чтить его!

При этих словах Эвина вздрогнула всем телом и еще крепче прижала к себе крошечную Майвин. Видно было, что, хотя она смирилась со своей судьбой, дочку готова защищать любой ценой.

Вокруг стало очень тихо. Казалось, среди слуг и придворных никто и дышать не осмеливается…

Принц чуть улыбнулся и, словно насладившись произведенным эффектом, продолжал:

– Однако обвинение в измене нельзя считать полностью доказанным. И потому, желая поступить справедливо и милосердно, я не стану предавать наказанию женщину, которая делила со мной стол и ложе. Вместе с рожденным ею младенцем, чье происхождение остается сомнительным, ей будет позволено удалиться в поместье Верлинг близ Анвалера и жить там уединенно до самой смерти.

У многих собравшихся – особенно женщин! – вырвался вздох облегчения. Принцессу Эвину любили в замке, и многие помнили ее доброту…

– Слава принцу Хильдегарду! – раздался чей-то голос над толпой, и десятки, сотни голосов тут же подхватили:

– Слава!

– Справедливость и милосердие!

– Слава!

Только сама принцесса не выказала никакой радости. Лицо ее залила смертельная бледность, глаза закатились, и она начала медленно оседать на землю, будто ноги не держали ее… Но, даже теряя сознание, она не выпустила ребенка из рук. Служанки подхватили ее и поспешно увели прочь.

Глава 14

На следующий день принцесса Эвина покинула замок – не через главные ворота, как подобает особе королевской крови, а тихо, таясь от всех, будто воровка.

Проститься с ней пришла только Гвендилена. Не то чтобы ей так уж сильно хотелось утешить соперницу перед изгнанием, но внутренний голос, которому она привыкла доверять, упорно твердил, что свою роль надо играть до конца. К тому же было и странное, почти абсурдное желание самой убедиться в том, что все это правда, все происходит на самом деле, и больше Эвина не войдет в свои покои как хозяйка, не будет распоряжаться и приказывать, не приласкает сыновей…

А главное – не разделит ложе с Хильдегардом.

Всю ночь накануне Гвендилена проворочалась в постели без сна, а утром, едва взошло солнце, проскользнула через сад к неприметной боковой калитке. Отъезд принцессы в замке старательно обходили молчанием, но ведь недаром госпоже алематир положено знать обо всем!

Принцессу уже ждала карета – простая и неказистая, без гербов и украшений. В такой впору разъезжать жене разбогатевшего лавочника… Но Эвина, казалось, не замечала этого. Дайва, ее единственная служанка, делившая с ней ее заточение в башне, бегала и суетилась вокруг, а принцесса, бледная, с отрешенным лицом, покачивала ребенка, равнодушно наблюдая, как слуги загружают в повозку сундук с теми немногими вещами, что ей позволено было взять с собой.

– Ваше высочество! Я пришла пожелать вам счастливого пути, – Гвендилена привычно присела в реверансе.

Увидев ее, принцесса словно очнулась от глубокого сна. Ее голубые глаза казались огромными на исхудавшем бледном лице, и под этим взглядом Гвендилена на миг почувствовала себя так, что впору было сквозь землю провалиться от стыда и горя или признаваться во всем и на коленях вымаливать прощение.

Осторожно передав ребенка на руки служанке, Эвина шагнула ей навстречу.

– А, это ты… Благодарю тебя, Гвендилена, – тихо вымолвила она, – ты одна… – тут ее голос прервался, и на миг показалось, что Эвина вот-вот заплачет, но она справилась с собой и закончила: – Ты одна осталась верной.

Гвендилена порывисто обняла ее. На глазах у нее появились слезы, и в этот миг они были совершенно искренними. Принцесса ведь и в самом деле была добра и участлива к ней – больше, чем кто-либо другой в ее жизни!

«Ну почему все так сложилось, – с тоской думала Гвендилена, – я вовсе не желала ей зла, просто боролась за свое счастье, за свою любовь, за будущее… И победила».

Словно вспомнив что-то очень важное, Эвина сдвинула брови и отстранилась от нее.

– Мои мальчики… Им даже не дали проститься со мной! Хотя, наверное, так даже лучше. Не нужно, чтобы они видели меня… такой. Береги их, умоляю!

Гвендилена торопливо закивала.

– Да, да, разумеется! Не волнуйтесь, ваше высочество, я все для них сделаю.

Ей уже хотелось, чтобы все кончилось поскорее. Недаром в родной деревне говорили когда-то: «Долго провожать – слезами дорогу полить, вздохами выстелить».

А принцесса все