Икар - Расселл Эндрюс

— Потому что вы сможете это сделать. С этим самым весом.

— Кид, я даже встать без помощи не могу, как ты только что любезно заметил.

Кид сделал глубокий выдох и одним движением возвратил штангу на место, при этом «блины» коснулись пола почти беззвучно.

— Через год, Джек. Пометьте в своем календаре. Через год настанет день, когда вы поднимете двести фунтов. Вы будете не просто как новенький, вы станете в два раза лучше новенького.

Джек ничего не сказал, лишь дал Киду знак, чтобы тот помог ему подняться. Снова усевшись в кресло, он посмотрел на Кида и тихо спросил:

— Ты давно вернулся?

— Год назад, — ответил Кид так же негромко. — Я вернулся год назад.

Джек опустил глаза и покачал головой, словно хотел прогнать физическую боль.

— И какого же черта, спрашивается, ты делал все это время?

— Я вам говорил. Держал голову над водой. Старался не потонуть.

— Я бы мог тебе помочь, — сказал Джек. — Когда я тебе отказывал в помощи?

— Никогда. Отчасти поэтому я и не звонил. Мне нужно было сделать это самому.

— А другие причины?

— Позвольте, я подключу вас к аппарату, Джек.

Оба молчали все время, пока Кид возился с аппаратом для ультразвукового исследования органов и электростимуляции мышц, до смешного похожим на R2D2.[14]

— Сначала вы ничего не почувствуете. Я начну с очень низкого разряда. Постепенно появится что-то вроде покалывания. — Кид подсоединил Джека к аппарату. Проводки он закрепил над левым коленом и чуть повыше правого бедра. — Я хочу, чтобы пока у вас возникало приятное, успокаивающее ощущение.

— Как-то это на тебя не похоже, — с издевкой пробормотал Джек. — Ты собираешься сделать со мной что-то такое, от чего я не испытаю адских мук.

— Не переживайте, — заверил его Кид. — Адские муки скоро наступят. — А потом, усмехаясь и пожав плечами, он проговорил так тихо, что Джек едва разобрал слова: — И что самое странное, вам они начнут нравиться.

За месяцы, прошедшие после гибели Кэролайн, Джек говорил о ней очень мало. Неловкие выражения соболезнования он принимал, сдержанно благодаря или молча кивая. Он редко вспоминал о ней вслух даже с Домом, который говорил с ним по телефону или навещал его каждый день, и с Хербом Блумфилдом, своим адвокатом, который звонил ему каждые пару дней. Джек решил, что его приятель адвокат, наверное, заставил секретаршу вписать в рабочий календарь фразу: «Позвонить Джеку и узнать, как он там», и теперь Блумфилд тратил на это по пять минут три раза в неделю, как на деловые переговоры.

Но думал он о Кэролайн много и часто. А если честно, то почти постоянно. Какие-то мелочи приносили с собой волны воспоминаний. Он смотрел на город с балкона, видел в парке роскошную ель и вспоминал поездку в Вермонт: тогда шел снег, и они отправились на лыжную прогулку, а на многие мили вокруг них стояли красивейшие ели. Сидя на своем насесте над Манхэттеном, Джек ощущал непередаваемую смесь запахов — мятный аромат еловой хвои, свежеспиленной древесины и бодрящего вермонтского воздуха. Он видел Кэролайн в ослепительно яркой оранжевой парке, скользящую по грязно-белым лесным тропинкам.

Он смотрел телевизор, видел в какой-нибудь тупой комедии беременную женщину и вспоминал, как плакала Кэролайн, когда сказала ему, что беременна, и он бросился к ней, чтобы обнять, а она замахала руками — так трогательно, по-женски. Она сама изумлялась своим слезам, вызванным радостью, страхом и разбушевавшимися гормонами. А потом он вспоминал все обещания, которые они давали друг другу, — любить, чтить, заботиться. Вспоминал, что они были друзьями, а не только любовниками. Он думал: «Я сдержал все клятвы, которые давал ей. Кроме одной, самой главной: сберечь ее и сделать счастливой до конца ее дней».

Много раз Джек проигрывал в уме сцену кошмара в Шарлотсвилле. А если бы он тогда не ворвался в кабинет? А если бы поступил иначе? А если бы ему удалось оправиться после мощного удара по голове и заговорить с убийцей? А если бы Кэролайн не уговорила его не устанавливать в кабинете монитор, может быть, сейчас у них уже было изображение убийцы? А если бы…

Последнее «а если бы» обычно резко прерывало раздумья Джека. Именно это «если бы» преследовало его со дня гибели матери.

А если бы погиб он, а не она?

А если бы…

— Буги спляшем, Джек?

Джек обернулся. Его скорбным размышлениям пришел конец. На пороге гостиной стоял Кид и смотрел на него.

— Как ты вошел?

— У меня есть ключ, — ответил Кид. — С того дня, как я прибирался в кабинете. Я приехал сюда на машине, поставил ее в гараж и поднялся.

— У тебя есть машина?

— Одолжил у друга, — объяснил Кид. — Я сегодня весь день в бегах, так дешевле получится, чем на такси. — Он сунул руку в карман, вытащил маленький плоский ключ от кабины лифта. — Куда его положить?

— Это ключ Мэтти, — сказал Джек. — Положи его вон там, на маленький столик, чтобы я не забыл отдать ей.

Кид кивнул и положил ключ на столик в холле.

— Вы сегодня такой серьезный.

— У меня сегодня серьезное настроение.

— Вам вредно много думать, Джек.

— Все зависит от того, о чем думаешь, разве нет?

— Ну ладно. Простите. Наверное, вы тут сидели и предавались счастливым мыслям.

— Я тебе плачу как тренеру, а не как психиатру.

— Иногда одно не противоречит другому.

— Но не на этот раз, — сказал Джек.

— О'кей. — Кид пожал плечами и словно бы стряхнул с себя все скорбные мысли Джека. — Тогда приступим к тренировке.

На протяжении следующего месяца Джек узнал о том, что боль неизбежно связана с улучшением его состояния. Он начал получать удовольствие от боли — странное, необъяснимое удовольствие. Как ни мучительна она была, он чувствовал: боль медленно, дюйм за дюймом возвращает его к жизни.

Кид приходил к нему пять раз в неделю в семь утра, и они проводили вместе час, а то и два. Кид нагружал Джека так тяжело, как только можно было допустить. А потом он велел Джеку еще час заниматься самостоятельно ближе к вечеру. Каждый день — новая программа. Еще один блок упражнений. Новые нагрузки. Новая боль. Если у Кида было свободное время, он иногда заглядывал и во второй половине дня и наблюдал за тем, как упражняется Джек. Довольно часто он заявлялся и в выходные и уговаривал Джека немного дополнительно потренироваться.

Во время тренировок они разговаривали. Мало-помалу Кид раскрыл тайники и начал откровенничать с Джеком о своем прошлом. Он стал посвящать Джека и в свое настоящее. Джек слушал Кида и понимал, насколько ему не хватает постоянного контакта с людьми, к которому он привык как ресторатор, как ему важно каждый день с кем-то разговаривать. Начали потихоньку восстанавливаться отношения, прерванные несколько лет назад. Кид стал вести себя с Джеком как с отцом, которого он потерял, будучи совсем мальчишкой. А Джек стал относиться к Киду примерно как тогда, когда тот был подростком, — как к собственному сыну.