Кукла моего отца - Елена Рахманина

Кажется, ещё чуть-чуть – и я умру.

– Даже не думала? – уголок его губы ползёт вверх, напоминая улыбку, но глаза остаются слишком холодными.

– Ни разу.

Мир взрывается, разрываясь на миллиарды осколков, когда он наконец, смилостивившись, целует меня. Погружение в него важнее, чем сделать очередной вздох. Я устремляюсь к нему со всеми имеющимися во мне силами, потому что мной движет единственное желание – слиться с ним в одно целое, чувствовать его каждой частью своего тела. Дышать им.

 Между ног мокро и вязко, я ощущаю, как влага делает мои бёдра скользкими, и, когда Йен сдвигает вбок мои тонкие трусики и входит в меня одним движением, мне не доставляет это боли. Отнюдь. Кажется, ещё немного – и я просто не выдержу этой пытки. Сейчас мне не нужны предварительные ласки, хочется лишь ощущать, как его член распирает стенки влагалища. До боли и слёз в уголках глаз. Но в этот момент мне так сладко и хорошо, что с уст срывается лишь стон. И мольба.

– Пожалуйста, – прошу его о чём-то, и он тут же выполняет мою просьбу. Погружается глубже, сильнее. Его пальцы впиваются в моё бедро, пока я, прижатая к холодной стене, раскрыта для каждого его удара. Внутрь себя.

На какое-то мгновение я отключаюсь. Не могу сообразить, сколько времени провела в забытьи. Минуту или час.

Постепенно органы чувств возвращаются в рабочее состояние. Ощущаю, как прохладный ветер лижет разгорячённую кожу. Йен рядом, прижимает меня к себе. От его тела исходит жар, и я непроизвольно тянусь к нему ещё сильнее.

Чувствую его тяжёлое дыхание в висок и понимаю, что он уткнулся лбом в холодный камень стены. А ещё шарахает мысль, что из меня вытекает его сперма. Жмурюсь в ужасе, осознавая размер допущенной ошибки. Эндорфины летят в моей крови вниз, как с русских горок, вместе с моим настроением.

Я упираюсь руками в его грудь, отталкивая, и поднимаю спущенное на талию вечернее платье. Оно из немнущегося материала, будто специально созданное для утех с любовником в антракте между частями театрального спектакля.

Йен смотрит на меня недоуменно. Его голубые глаза мутные, я вижу по ним, что он с трудом соображает. Кровь ещё не вернулась в ту часть тела, которая отвечает за мыслительную деятельность. Зато я будто вмиг протрезвела.

Нет, я ни капли не жалею о случившемся. Но вместе с тем не могу понять, как допустила едва ли не фатальную потерю контроля. Сейчас до меня доходит, как выглядело то, что мы с сыном моего мужа ушли вместе, едва ли не держась за руки.

– Ты не предохранялся, – ставлю ему в укор.

Он наконец отстраняется, отходит на шаг и принимается приводить свою одежду в порядок, рассматривая меня из-под ресниц.

– Представь себе, я не планировал тебя трахать, – отвечает он почти мягко. Без издёвки, и я начинаю понимать, какое испуганное и одновременно обиженное выражение на моём лице.

– Йен, я…

Он тут же поднимает руку, останавливая меня. Вся мягкость пропадает, глаза становятся холодными и жёсткими, а губы сжимаются в тонкую линию. И я догадываюсь, что он понял, что я собиралась сказать.

– Он не узнает, если ты не проговоришься.

Я почти физически чувствую, какую борьбу он ведёт с самим собой. Ему претит скрываться от отца.

– С-спасибо, – благодарю я, запинаясь, понимая, что в глазах парня я упала ниже некуда. Да и в своих, впрочем, тоже.

– Вытрись, – он достаёт платок из кармана пиджака и протягивает мне.

В голове тут же возникает образ путаны, которая только что позволила воспользоваться своим телом за небольшую плату в тёмном переулке и теперь стирает следы полового акта. Я понимаю, что стремительно скатываюсь на самое дно. Сегодня я переступила очередную черту, но только сейчас поняла, что потеряла уважение Йена. Не оттого, что отдалась ему. А потому что веду себя как потаскуха. В его глазах я женщина, которая изменяет своему мужу. Старому, брюзжащему, пахнущему лекарствами для нормализации сердечного ритма. С молодым и полным сил мужчиной.

– Пойдём, я выведу тебя отсюда в лаундж-зону, – кивает он в обратном направлении от того места, откуда мы пришли.

Ему оказались хорошо известны лабиринты этого здания, где частенько проходили вечеринки его команды. Айс привёл меня в зал, где играла тихая музыка, а гости потягивали алкоголь и курили кальян.

Он уже собирался молча уйти. И тут до меня доходит, что это лишь для того, чтобы его отец не застукал нас вместе. Я действительно не ожидала подобного благородства от парня, который трахал пару минут назад свою мачеху.

– Йен, – останавливаю его, ловя за рукав. Он смотрит на мою руку не поднимая глаз, будто я вдруг стала ему противна, и сама близость со мной вызывает у него отвращение. – Спасибо.

Поднимает длинные ресницы и бьёт холодом, сквозящим в голубых глазах.

– Спасибо, что трахал, или спасибо, что не воспользовался моментом и не избавился от лишней наследницы?

Он не облегчает мне жизнь. Становится ещё паршивей. Последние его слова вдруг кажутся вполне логичными. Ведь он действительно мог бы так поступить… наверное.

Несмотря на все мои опасения, всё обошлось. Но точно не моими усилиями. Позже, полностью протрезвев, я поняла, что Айс действовал вполне обдуманно. Товарищи по команде и бармен вряд ли его сдадут моему мужу.

Но с того дня я окончательно потеряла покой. Все мои мысли крутились вокруг одного голубоглазого хоккеиста. Я фанатично изучала всю светскую хронику, чтобы с болью в сердце узреть его красивую физиономию с очередной моделью или богатой наследницей. С девицами, которые жили гламурной беззаботной жизнью. В отличие от меня – той, что просто пытается избежать наказания за самозащиту.

Я никогда не смогу ему признаться в том, что я убийца. А ещё в том, что меня изнасиловали. Да, это не моя вина. Умом я всё понимала. Но продолжала чувствовать себя испачканной. Мне было дико страшно прочитать в его глазах разочарование. Возможно, даже осуждение. Потому что позволила подобному случиться.

Жизнь вновь вернулась в привычное русло. Серое и почти лишённое красок. Я продолжала учиться. Хотя получаемое образование находилось крайне далеко от того, чем бы я предпочла заниматься на самом деле. Но Бенджамин и слышать не желал о столярном деле. Для него физический труд супруги был недопустим.

Выходя из Парсонс после пар, я останавливаюсь на месте, не веря собственным глазам. В паре шагов от меня стоял Йен во всей своей красе. Обласканный Всевышним и лучами солнца. Я слабо представляла, что на свете может существовать человек прекраснее, чем он. Высокий, мощный, идеально сложенный голубоглазый бог.

– Что ты тут делаешь? – спрашиваю, едва ли в силах скрыть нахлынувшую радость от встречи.

Молчит. Изучает. Не могу ничего распознать. Словно между нами стена. И в то же время кажется, будто в самую душу заглядывает, что рождает во мне смутную тревогу.