У Земли на макушке - Владимир Маркович Санин

От имени и по поручению Степана Ивановича я вношу в кают-компанию огромный торт. Он вызывает последнюю в этот вечер вспышку энтузиазма — уже поздняя ночь да и коньяку остается на один тост. Его произносит Панов. И хотя еще А. С. Пушкин отмечал, что латынь вышла из моды, удивительно торжественно прозвучало древнеримское изречение, в которое начальник станции Панов — теперь уже бывший начальник! — внес свои коррективы:

— Наш коллектив сделал все, что мог, и пусть тот, кто может, сделает лучше.

ЖУЛЬКА И ПУЗО

Вы никогда не задумывались над тем, почему на дрейфующих станциях, где каждый грамм продовольствия на учете, всегда живут собаки?

Если не задумывались, то смею вас заверить, что собаки не зря едят свой хлеб. Они зарабатывают его не только безупречной сторожевой службой, но и самим фактом своего существования.

Вы можете себе представить жилое поселение без собачьего лая? Я не могу. Деревня без собаки — это колокол без языка, стадион без неистового рева, корабельный бак без "травли": короче, это очень скучно. Скучнее бывает разве что в компании, состоящей из одних остряков. Люди могут построить жилье, соорудить клубы и вонзить в небо антенны, проложить дороги и брать штраф за их переход в неположенном месте — все равно законченность жилому пейзажу придаст лишь собака. Породистая или беспаспортная, сытая или голодная — собака была и есть лучшее украшение любого человеческого поселения. Если наши потомки захотят в будущем избавиться от собаки, как мы — от лошади, жизнь им этого не простит, потому что ребенок, ни разу не погладивший собаку и не насладившийся благородным собачьим лаем, вырастет сухарем. И упрекать собаку за то, что она приносит все меньше и меньше практической пользы, может либо черствый прагматик, либо человек, в прошлом справедливо и больно укушенный собакой.

На дрейфующих станциях очень любят своих собак, которые приносят на льдину запах земли, домашний уют и делают льдину обжитой. Здесь собака — полноправный член семьи; она — как попугай для Робинзона Крузо, ей можно пожаловаться на усталость, поделиться тем, что вам до смерти хочется побродить по лесу, — и собака вас не высмеет, не осудит, а будет сочувственно смотреть своими преданными собачьими глазами. Погладив ее, вы мысленно перенесетесь в далекое детство и будете за это благодарны бессловесному четвероногому другу.

Жулька и Пузан (чаще его звали фамильярнее — Пузо) на льдине чувствовали себя превосходно. Материковые собаки, которые разбалованы земным комфортом, могут недоуменно пожать плечами, услышав такое утверждение. Какой уважающий себя пес станет жить на льдине, где собака лишена главных радостей, составляющих смысл ее существования, — мальчишек, которые дергают тебя за хвост, автомобилей, облаивать которые так приятно, кошек, которые при виде тебя обращаются в беспорядочное бегство?

Самовлюбленная материковая собака забывает об одном обстоятельстве: дрейфующий пес в своей жизни не видел ни мальчишек, ни автомобилей, ни кошек. Мне рассказывали, что знаменитый полярный летчик Мазурук привез на одну из первых дрейфующих станций, кажется на "СП-3", редкостный подарок — поросенка. До сих пор единственным представителем фауны на станции был пес Мамай, свято веривший в то, что на свете есть четыре разновидности живых существ: он, Мамай, потом люди да еще медведи и нерпы. Открытие новой разновидности так потрясло Мамая, что он трое суток просидел возле клетки с поросенком, не сводя глаз с такого чуда. Даже ничего не ел — сидел и смотрел. А когда Музурук привез на станцию кота, Мамай вовсе чуть не рехнулся. Пришлось кота сунуть тайком Мазуруку в самолет.

Для Жульки и Пузана мир был ограничен торосами. Материковая собака с ее кругозором и широкими запросами высокомерно облает предложение завербоваться на льдину. И — прогадает. На ее долю не достанется и сотой части тех ласк, которыми полярники осыпают Жульку и Пузана. А ласки, да еще отличная еда по полярной норме, да еще сознание своей необходимости — разве это не делает жизнь собаки сплошным праздником?

Жулька родилась на острове Жохова, затерянном в Ледовитом океане. Оттуда ее доставили на дрейфующую Станцию "Северный полюс-14", где Жулька получила боевое крещение: когда льдину разломило, она спокойно, без паники эвакуировалась на станцию "СП-15". Вначале ей было скучно одной, не с кем было поговорить по душам, и догадливые люди привезли ей на воспитание щенка, беспомощного, с голым пузом. По предложению Жульки его так и прозвали — Пузан или Пузо — как кому нравится. Жулька холила и лелеяла щенка, делилась с ним своим опытом, учила собачьим нормам поведения в человеческом обществе и в результате вырастила из щенка большого, сильного и культурного пса. Пузо чуть ли не в два раза больше Жульки, но по-прежнему относится к ней с благоговением, слушается каждого ее слова и бегает за ней как собака. Но в интеллекте и образовании Пузо уступает умнице Жульке: он сохранил щенячью бестолковость, ведет себя безынициативно — словом, первую скрипку играет Жулька.

Пузо сознает ее превосходство и — к чести его будь сказано — не ведет себя как грубый и сильный мужлан.

Я уже говорил о том, что свои служебные обязанности собаки выполняют безупречно: они всегда сопровождают дежурных при обходе лагеря. Это не пустая формальность. Жулька уже несколько раз оповещала полярников о появлении медведя и прогоняла его своим звонким лаем. Но были на станции два человека, к которым собаки относились с особой нежностью.

Одного из них называть излишне — это, конечно, Степан Иванович. Хотя повар вставал раньше всех, до камбуза он никогда не шел один: у дверей домика его караулили Жулька и Пузо, которые считали своим священным долгом прыгнуть на Степана Ивановича и лизнуть его в лицо. Получив положенные порции ласк, они сопровождали повара на камбуз, где получали порции других, тоже приятных вещей. Перед Степаном Ивановичем псы благоговели. Они знали, что его рука, такая мягкая и добрая, может осуществлять и правосудие. Был такой случай, при воспоминании о котором Жулька и Пузо краснеют: однажды они вытащили из-под брезента мясо и совершили грехопадение, за что Степан Иванович предал их позорной гражданской казни. С тех пор собаки скорее умрут с голоду, чем посягнут на недозволенное — впрочем, случая испытать голод им не выпадало, слишком велик для полярника соблазн из своих рук покормить собаку.

И еще одного человека псы полюбили трогательной любовью — доктора Лукачева. Не столько потому, что тот ласкал их