1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

Места арестованных спешно занимали командированные из Ростова-на-Дону, Киева, Саратова, Свердловска и Москвы чекисты среднего звена: М.И. Диментман, В.П. Крумин, М.И. Говлич, В.И. Осмоловский, Д.М. Давыдов и другие. Прибывшие «новые кадры» были уже настроены на масштабную «чистку» Дальневосточного края от «врагов народа». Вот какой рапорт подал Люшкову один из таких «назначенцев» после своего месячного пребывания в новой должности: «Товарищ комиссар! Поработав на Сахалине едва месяц (до этого работал в НКВД Орджоникидзенского края), я столкнулся с явлениями, наводящими на глубокие размышления. Мы боремся с врагами народа, изменниками родины, но не сидят ли они у нас в областном управлении»[212].

С 15 августа, в соответствии с приказом НКВД СССР № 00 447 от 30 июля 1937 года, Люшков приступил к массовой операции по репрессированию «бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» в крае. Всего по существовавшим «лимитам» в ДВК планировалось осудить решением тройки 2000 человек по 1-й категории и 4000 человек по 2-й категории. Но эти «лимиты» вскоре были исчерпаны и получены новые: 25 000 человек по 1-й категории и 11 000 человек по 2-й категории[213].

Люшковым был инициирован масштабный удар по «людской базе иностранных разведок». В крае были арестованы сотни и тысячи агентов иностранных разведок (германской, английской, польской и японской). По оперативным документам УНКВД по ДВК, завизированным лично Люшковым, выходило, что отдельные бывшие военные, советские и партийные работники «…профессионально занимались шпионажем в пользу Японии чуть ли не с детства, безнаказанно осуществляя свою нелегальную деятельность еще при царском режиме». Особенно много шпионов оказалось в штабах, соединениях и частях ОДВКА. Так, по данным, представленным российским историком B.C. Мильбахом, следует, что на каждый штаб Дальневосточной дивизии, корпуса, группы войск, а также штаб ОКДВА приходилось в среднем по 4 японских шпиона, а общее количество выявленных агентов иностранных разведок позволяет утверждать, что неприятельская агентура «окопалась» в каждом полку (и отдельном батальоне) ОКДВА[214].

Особые усилия Люшков прилагал к вскрытию резидентур японской разведки. Как свидетельствовал его заместитель Г.М. Осинин-Винницкий: «Люшков дал установку, во всех делах находить массовые связи с японцами и не было ни одного арестованного, который не давал бы показаний о связях с японцами. Люшков прямо мне сказал, что Каган (первый заместитель начальника УНКВД по ДВК. — Прим. авт.) предложил ему эту «линию» с тем, чтобы показать Москве, что громят здесь крепко японские связи. Ряд арестов начали производить почти без всяких материалов, причем Люшков дал установку брать преимущественно коммунистов и специалистов… По указанию Люшкова мы дезинформировали Москву фальсифицированными показаниями о всевозможных «планах» японцев»[215]. Начальник краевого УНКВД также рьяно бросился исполнять и постановление СНК СССР от 21 августа 1937 года. В этом документе Далькрайкому, Далькрайисполкому и УНКВД ДВК предлагалось выселить в Среднюю Азию и Казахстан все корейское население (около 175 тысяч человек) из пограничных районов края[216]. Операция по зачистке началась 5 сентября 1937 года. В первую очередь стали выселять корейцев, проживающих в приграничных районах. Всего на первом этапе выслали более 74 тысяч человек, в дальнейшем выселение затронуло уже корейцев, живущих в других районах ДВК.

Одновременно с выселением шли и массовые аресты «подозрительных элементов» среди корейского и китайского населения Дальнего Востока. Всего в крае органы НКВД арестовали свыше 2,5 тысячи корейцев и 11 тысяч китайцев[217]. Начавшиеся в сентябре 1937 года массовые операции по «корейской линии» Управление НКВД по ДВК завершило лишь к январю 1938 года.

Не отставали от своего краевого руководителя и другие чекисты — начальники областных Управлений НКВД. Таким оказался начальник УНКВД Сахалинской области комбриг В.М. Дреков. Он уничтожал партийные и советские кадры области, фабриковал дела о несуществующих контрреволюционных организациях и «заговорах», пытками и истязаниями понуждая арестованных к самооговору и оговору других, ни в чем не повинных людей.

Допрошенный в 1939 году в качестве свидетеля сотрудник УНКВД Сахалинской области Кучинский показал, что «…1937 год стал для Дрекова новой полосой его вражеской работы. В целях сохранения своей шкуры, Дреков стал наводить массовый террор, фабриковать контрреволюционные организации, хотя таковых почти не было. Тихое, почти никем не замечаемое облуправление НКВД (он) превратил в фашистские застенки и «фабрику», которая штамповала шпионов любой страны… Масса людей арестовывалась без всякого «компромата», по национальным признакам, или если фамилия была похожа на иностранную, или из-за нерусской фамилии…»[218].

В архивно-следственном деле Дрекова имеется вещественное доказательство, подтверждающее его «активную работу» на Сахалине. 7 сентября 1938 года начальник УНКВД Приморской области В.Ф. Дементьев переслал в УНКВД Хабаровского края платок, найденный во Владивостоке на углу улиц Менжинского и Китайской. Он был выброшен арестованными, доставленными в местную тюрьму с Сахалина. На платке было написано заявление арестованных коммунистов в Дальневосточный крайком ВКП(б). В нем «враги народа» писали: «Мы, группа арестованных на Сахалине, выехали в этап… нам комбриг Дреков создал ложное дело, назвал вражески-троцкистским, добиваясь подписей вымышленных им показаний, применялись систематические фашистские пытки: избиения до потери сознания, стойка без сна до 30 суток, накачивание воздуха и воды в желудок и электроток… Партия Сталина, пока мы не уничтожены, заставьте прокурорский надзор допросить нас — коммунистов и вскрыть фашистскую организацию на Сахалине, возглавляемую Дрековым»[219].