Влюбленная Пион - Лиза Си

— Мы не можем изменить прошлое, но, возможно, наше будущее не так безнадежно, — сказал Жэнь. — Ведь Мэнмэю и Линян это удалось, не правда ли?

В то время я еще плохо понимала, как устроен загроб­ный мир, что мне дозволяется, а что нет, но заверила его:

— Я никуда не уйду. Я навечно останусь рядом с тобой.

Жэнь обнял меня, и я спрятала лицо у него на плече.

Мне так хотелось остаться рядом с ним, но он сделал шаг назад и показал на встающее над горизонтом солнце.

— Я должен идти, — заметил он.

— Но мне нужно так много тебе сказать! Не оставляй меня одну! — взмолилась я.

Он улыбнулся:

— Но я слышу в зале шаги моего слуги. Он принес мне чай.

Затем, точно как в первый вечер представления опе­ры, он попросил меня встретиться с ним еще раз. Ска­зав это, он исчез.

Я оставалась там весь день и ночь, надеясь, что он посетит меня в своих снах. У меня было много времени на раздумья. Я хотела стать влюбленным призраком. В «Пионовой беседке» описывается, как Линян зани­малась с Мэнмэем облаками и дождем сначала во сне, а затем превратившись в призрак. Когда она опять стала человеком, то сохранила девственность. Она не желала осквернить свою чистоту до свадьбы. Но могло ли такое произойти в реальной жизни? Не только в «Пионовой беседке», но в каждой второй истории о призраках рас­сказывалось о духе женщины, который вредил, калечил или убивал своего любовника. Я вспомнила, как мама рассказывала мне историю о девушке-призраке. Она не разрешала себе касаться ученого, приговаривая: «Эти покрытые плесенью кости из могилы не сообразны с живой плотью. Связь с привидением ускоряет приход смерти. Мне невыносима мысль о том, что я приношу тебе вред». Я тоже не могла рисковать, потому что не хотела причинить боль моему поэту. Подобно Линян, мне было суждено стать женой. Даже после смерти — особенно после смерти — я не могла показать мужу, что мое поведение недостойно благородной госпожи. Ли­нян заметила как-то, что призрак может быть ослеплен страстью, но женщина всегда должна помнить о прави­лах приличия.

В ту ночь У Жэнь опять пришел в павильон Любова­ния Луной. Мы говорили о поэзии и цветах, красоте и цин, о вечной любви и недолговечной привязанности девушек из чайных домиков. Когда он покинул меня на рассвете, я была безутешна. Я все время находилась рядом с ним, и мне хотелось запустить руку под его ту­нику и коснуться кожи. Мне хотелось прошептать ему на ухо то, что говорило мое сердце. Я жаждала увидеть и потрогать то, что было спрятано в его брюках, и с нетерпением ждала, что он снимет мои вечные одеж­ды и найдет то место, которое даже после моей смерти загоралось желанием, стоило мне подумать о его при­косновении.

В следующий раз он принес бумагу, тушь, камень и кисти. Он взял меня за руку, и мы вместе растерли тушь о камень, а затем прошли к озеру, где он сложил мои руки ковшиком, чтобы я принесла воду и развела ей тушь.

— Скажи мне, — попросил он, — скажи мне, что я должен написать.

Я подумала о том, что пережила за последние не­сколько недель, и начала сочинять.

Паренье в облаках как бесконечный сон.

Роса освежила горы.

Озеро блестит.

Ты привлек меня к себе, найдя средь облаков.

Когда последнее слово упало с моих уст, он положил кисть и снял с меня теплый жакет, рукава которого были вышиты узором «крылья зимородка».

Он написал еще одно стихотворение. Его иероглифы были изящными, словно ласка. Он назвал свое произве­дение «Свидание с богиней». В нем говорилось обо мне.

Печаль моя безмерна. Тебя нет.

Ночная темнота бездонна.

Но ты пришла во сне.

Меня переполняют мысли о том, что не сбылось.

Но ты пришла и принесла мне счастье, души моей богиня.

Вдруг всхлипнул я, и сон прервался.

Я вновь один.

Мы написали восемнадцать стихотворений. Я предлага­ла первую строку, а он записывал следующую. Мы часто заимствовали их из нашей любимой оперы. «Сегодня я явилась в плоти, полна любовью, и все желания мои лишь о тебе», — процитировала я слова Линян, произнесенные после того, как она вступила в тайный брачный союз. Каждая строчка была откровением о близости между людьми. Они объединяли нас. Наши стихотворения ста­новились все короче по мере того, как слой за слоем мои вечные одежды падали на землю. Я забыла о своих трево­гах. Теперь мое существование свелось к обрывкам слов: наслаждение, рябь на воде, соблазн, волны, облака...

Занялся рассвет, и Жэнь был унесен от меня. Он про­сто исчез. Солнце поднялось в небо, а на мне оставался один последний покров. Призраки чувствуют жару и хо­лод не так, как обычные люди. Мы ощущаем их более глубоко, они словно отражают наши чувства. Я дрожала, не переставая, но не стала одеваться. Я ждала целый день и ночь, что Жэнь вернется ко мне, но он не пришел. За­тем некая сила увлекла меня из павильона Любования Луной. На мне было только нижнее белье и платье с вы­шитой парой бабочек, летящих над цветами.

Со дня моей смерти прошло пять недель, и три части моей души разделились навеки. Одна часть осталась в теле, часть, блуждавшая по миру, полетела к табличке, а та, что очутилась в загробном мире, прибыла к На­блюдательной террасе потерянных душ. В этом месте мертвых переполняет такая глубокая печаль и тоска, что им разрешается в последний раз взглянуть на родной дом и послушать, что говорят их домашние. С огромно­го расстояния я рассматривала берег Западного озера и наконец разглядела родительский дом. Сначала я виде­ла будничные происшествия: слуги опорожняли ноч­ной горшок моей матери, наложницы спорили из-за блюда в форме головы льва, дочь Шао прятала образцы вышивки меж страниц моей копии «Пионовой бесед­ки». Но потом я увидела, как горюют мои родители, и почувствовала острые угрызения совести. Я умерла из- за излишка цин. Я оставила этот мир, потому что охва­тившие меня чувства подорвали мои силы и затумани­ли мысли. Я видела, как плачет мама, и понимала, что она была права. Мне не следовало брать в руки «Пионо­вую беседку». Пьеса заставила меня испытать слишком сильную страсть, отчаяние и надежду, и потому я оказа­лась здесь, расставшись со своей семьей и мужем.

Папа был старшим сыном, и потому именно он про­водил все ритуалы. Его главный долг и ответственность состояли в том, чтобы убедиться, что я похоронена по всем правилам, а на мою дощечку поставлена точка. Мои родственники и слуги приготовили новые жерт­венные дары из бумаги — все те вещи, которые могли понадобиться мне в моей новой жизни. Они сделали для меня одежду, еду, дом и книги, чтобы у меня было хоть какое-то развлечение, но они не принесли мне палан­кин, потому что мама не хотела, чтобы я даже после смерти покидала свой дом. Незадолго до моих похорон бумажные жертвы были сожжены на улице. С Наблю­дательной террасы я смотрела на то, как Шао била пал­кой по огню и листкам бумаги: это было нужно для того, чтобы отогнать духов, желавших завладеть моей соб­ственностью. Моему отцу следовало приказать делать это одному из моих дядей и велеть ему не жалеть сил, а мама должна была просыпать рис по краям костра, что­бы отвлечь внимание алкавших пищи голодных духов. Шао не удалось отогнать духов, и они украли почти все мои вещи. Мне мало что досталось.