Мини-модель - Павел Астахов

– А я специально зашла, чтобы спросить, видела ли ты это. – Машка помахала своим смартфоном. – Но ты, похоже не видела, иначе не была бы так сурова.

– Что тут у вас? – Я снова взяла чашку, глотнула кофе и подошла к весельчакам.

– Не у нас, а у вас, – поправил Таганцев. – Мы, оперативные работники, живем очень скучно, только иногда маски-шоу устраиваем, а так-то к нам никто сам с представлениями не является.

– Читай. – Машка вручила мне свой гаджет.

Я посмотрела на экран – там был открыт инстаграм-аккаунт незнакомой мне особы под ником @kobrayadevochka. Кобрая, стало быть, девочка. Видимо, такая же добрая, как ядовитая змея.

Пост был длинный, о таких в интернете говорят «многабукафф». Кобрая девочка одним разом сцедила поллитра яда.

«Несмотря на то что шоубиз не резиновый, в него продолжают рваться поенаехи-неумехи, за которых нам мучительно стыдно. Пытаясь с наскоку захватить мир моды/театра/кино (впишите нужное), они извращают саму идею служения искусству, потому что вовсе не видят грани между сценой и закулисьем. К примеру, совсем недавно две старлетки, имен которых мы не называем из присущей нам деликатности, сражаясь за венец королевишны экологически чистой красоты в зале суда, позволили всем присутствующим стать свидетелями неприглядных подготовительных процессов. Костюмерную они устроили в гардеробе, парикмахерскую – в общем холле, а гримерку – вообще в туалете! Кто бы объяснил милым девочкам, насколько это реально не круто – показывать неэстетичную изнанку, вместо того чтобы явиться к публике во всей красе? Разве зрителей в театре проводят до начала спектакля через пыльное закулисье? Разве балерины начинают программу с демонстрации изуродованных пуантами пальцев ног? Разве Мисс мира выходят к жюри и полному залу в банных халатах и стоптанных шлепанцах? Мы в неприятном шоке. А вы что думаете по этому поводу?»

– Ох, ничего себе, «деликатность»! – охнула я.

– Ты комменты почитай, там самая жесть, – ничуть не ужасаясь, сказал Таганцев. – Народ солидарен с этой коброй и жаждет расправы. Самое мягкое требование – срочно вон из профессии.

– Откуда это у тебя? – Я вернула Машке ее смартфон и брезгливо обтерла руку о собственные брюки.

– Не догадываешься? Сашка прислала ссылочку.

– Моя Сашка? Она знакома с этой коброй?!

– Да уж, я думаю. Не случайно же кобра разродилась таким постом!

– Ты намекаешь?..

Я схватила свой телефон и позвонила Сашке.

– Мам, ты с ума сошла? Я на уроке, у нас практическая работа по химии! Хорошо, училка вышла, а то как бы я ответила на твой звонок? – возмущенно зашептала мне в ухо дочь.

– Саша, «кобрая девочка» – твоя подружка?

– Скорее, вражинка, – скаламбурила дочь, – она тоже блогер-стотысячник, стало быть, мы конкуренты. А что? Ты прочитала постик? – голос в трубке сделался довольным.

– Это ты заказала ей публикацию?!

– Не заказала, а обменяла на пост в своем аккаунте. У френда кобры, ее вообще-то Элкой зовут, своя марка одежды – зимние куртки «Звери», так мы с ней взаимозачетом сработали: с меня натив, с нее – наезд. – Сашка засмеялась, но спешно притушила веселье и снова перешла на шепот: – Все, химичка вернулась, не могу говорить…

– Я вырастила чудовище! – провозгласила я, хлопнув на стол мобильник.

– Дикое, но симпатичное, – охотно согласился Таганцев. – Да ладно, чего ты так напряглась? Немного жестко, но по сути верно.

– Суровая правда, высказанная с подкупающей прямотой, – поддакнула Машка и засобиралась – до начала трудового дня осталась пара минут. – Зато теперь можно не сомневаться, что эти твои Коровкины и Козявкины…

– Кобылкины и Карапетян!

– Во-во, они самые – впредь не будут тут у нас выворачиваться наизнанку! Всем хорошего дня! – Машка на ходу исполнила слабое подобие книксена и вышла из кабинета.

– А тебе не пора? – Я посмотрела на Таганцева.

– М-да, Елена Владимировна, гостеприимство – не твоя сильная сторона. – Костя тоже встал. – Ладно, пойду и я, не буду отвлекать наш самый справедливый в мире суд.

– А чего ты хотел-то? – сообразила я спросить, когда ранний гость уже шагнул за порог.

– Позвони мне, когда будет время, почирикаем! – донеслось из коридора.

– Почирикаем? – Я поглядела на Диму. – Это как?

– Полагаю, как две птички на ветке, – рассудительно ответил он, и тут уж я не выдержала – тоже захихикала.

Птички, ага! Таганцев – гусь лапчатый, а я – слепая курица. Не увидела, как у меня под носом хитрая Сашка провернула дипломатическую комбинацию. Наверное, нужно сказать ей спасибо. Но не сейчас: сначала посмотрим, сработает ли этот психологический ход.

День покатился, вихляя и поскрипывая, как старая телега в разбитой колее: развод с разделом имущества, наследственное дело, опять развод, отягощенный наличием малых деток и немалых ипотечных долгов…

О том, что нужно позвонить Косте, я вспомнила только во второй половине дня и набрала его номер при первой возможности, но «почирикать» нам не удалось. Товарищ опер прошипел мне в трубку:

– Не с-с-сейчас-с-с…

А через минуту прислал сообщение: «Перезвоню».

Я поняла, что он где-то сидит: может, в засаде, а может, на совещании у руководства, и приготовилась терпеливо ждать.

Перезвонил старший лейтенант уже ближе к ночи.

– Прости, засиделись тут, – сказал он, опять же не пояснив где: в засаде или в начальственном кабинете. – Ты можешь говорить?

– Ничто не мешает.

– Ну, класс. Тогда слушай сюда: не по душе мне эта Сенькина учеба в звездной школе. По мне, так лучше бы пацан на спортивное плавание ходил или в футбольную секцию. А я, ты понимаешь, пока права голоса особо не имею, поэтому активно вмешиваться не могу. Но…

– Но? – повторила я, настораживаясь.

Тамара Тимофеевна Плевакина, наш профессор-психолог, как-то сказала мне: все, что идет до слова «но», можно не принимать во внимание. Это словесная шелуха, вступительная речь, два шага для разгона, как в баскетболе перед прыжком под кольцо.

– Но была у нас, понимаешь, одна очень нехорошая история с некой креативной фотостудией, где делали портфолио для юных талантов, причем родителей на съемки не пускали, типа чтобы они не мешали творческому процессу.

– Натка говорила, что им тоже не позволяют наблюдать, как проходят занятия, – вспомнила я.

– Вот именно! Я ж почему и напрягся! – Костя заговорил живее и громче. – Меня это совпадение очень насторожило. В той студии, как после выяснилось, детишек снимали и так, и сяк, в том числе голышом, понимаешь? Не детское порно, но что-то около того: мальчики в трусиках, девочки в коротких юбочках и в длинных чулках, на каблучищах и с раскрашенными мордочками…