Тайная жена Казановы - Барбара Линн-Дэвис

Тем же вечером Леда нарисовала и Бастиано. Его она запечатлела в кресле с газетой в руках, рядом на столике чашечка ромашкового чая. Катерина через плечо Леды залюбовалась портретом. Девушке удалось передать сдержанное спокойствие Бастиано, изящество его рук. «Как же так! — удивлялась Катерина. — Как получилось, что Леда знает моего мужа лучше меня?» Катерина гадала: неужели она так глупа, что этот старый, неуклюжий, но тем не менее умный и нежный человек ей совсем неинтересен? Она всегда желала, чтобы рядом с ней был другой человек.

Той ночью Катерина все крутилась в постели. Наконец, когда уснуть не удалось, она зажгла свечу, стоящую на ночном столике. Ей захотелось еще раз увидеть свой портрет. Увидеть, какой красивой она вышла на бумаге. Она не могла насмотреться на себя глазами Леды. За эти годы Катерина даже в зеркало редко на себя смотрела, только мельком. Она чувствовала себя потерянной. Сейчас же, когда она шла на цыпочках по коридору со свечой в руке, ей вновь захотелось на себя посмотреть. Но только в темноте, чтобы никто не видел, чем она занимается.

— Ой! Леда! — Она с изумлением обнаружила, что Леда не спит, а сидит за столом.

Девушка рисовала. Леда вздрогнула, когда услышала голос за спиной, обернулась, в воздухе застыла рука, похоже, с черной пастелью.

— Прости, что напугала, — прошептала Катерина, подходя ближе. Леда рисовала при свете лампы. — Что ты…

Леда тут же прикрыла рисунок вторым листом. Но Катерина успела разглядеть портрет. Юное красивое лицо. И маленькая родинка.

— Это… Филиппо? — поинтересовалась она. Села рядом с Ледой.

— Это… неважно, — ответила Леда. — Господи… — зевнула она, — устала я…

— Ты… все еще скучаешь по нему? — спросила Катерина.

— Нет, — ответила Леда. — Изредка, — добавила она. Катерина заметила, как подрагивают губы девушки.

— Ох, милая моя. — Катерина потянулась ее обнять и поняла, что хочет по-матерински ее защитить. Как еще она могла ее утешить? Будущее предсказывать она не умела, а вселять пустые надежды было бы неправильно. Кроме того, Леда не поверила бы никаким обещаниям. Она не настолько глупа.

— Поздно уже, — сказала Леда, пытаясь встать.

Катерина мягко убрала чистый лист с портрета, открывая незаконченный портрет Филиппо.

— Красивый портрет, — похвалила она. — Обязательно закончи его.

— У меня для вас сюрприз! — приветствовала Леда Джульетту с детьми — малышкой Джиневрой, девятилетним Джованни и старшей дочерью Джульетты, четырнадцатилетней Марией-Маддаленой, — когда они приехали в гости в следующий раз.

Дети, не поздоровавшись, побежали на кухню, где Катерина готовила для них fritelle — пончики в виде колечек, поджаренные в масле. Хозяйка выманила их из кухни, где пахло сладостями, чтобы поздороваться со своей кузиной.

— Я бы хотела нарисовать детей! — воскликнула Леда, обращаясь к Джульетте, когда к ним в коридор вышла Катерина.

— Она каждый день рисует пастелью, — гордо заявила Катерина. В знак приветствия она расцеловала кузину в обе щеки.

Все трое остановились у стола, чтобы полюбоваться стопкой набросков, сделанных Ледой, затем Джульетта с Ледой расположились на диване. Катерина садиться не стала, потому что она собиралась закончить готовить обед. Малышка Джиневра забралась к матери на колени.

— Отлично, — обрадовалась Леда. — Джованни, — позвала она сына Джульетты, который любовался лодками из окна, — можешь подойти и попозировать мне вместе с сестричкой?

Джованни неохотно подошел, сел в кресло и взял на колени Джиневру. Но малышка, извиваясь, вырвалась и побежала на кухню. Мария-Маддалена, которая тайком рассматривала себя в зеркале у входа — девочкой она была красивой, только немного самовлюбленной, — последовала за сестренкой.

— Ты можешь нарисовать пока одного Джованни, — предложила Джульетта. — Как Розальба. А мы сделаем вид, что его портрет нарисовали, когда он путешествовал по стране, совершал Grand Tour! — Она произнесла эту фразу по-английски, засмеялась и сжала худощавую коленку Джованни. Он захихикал и взбрыкнул ногой. Леда тоже засияла улыбкой, отчего Джульетта еще громче засмеялась.

Катерина оборвала веселье, заявив, что возвращается на кухню. Но, казалось, никто не услышал ее бормотания и даже не заметил ее ухода.

Леда работала над портретом Джованни несколько часов. Он уходил, потом вновь садился в кресло, когда художнице необходимо было увидеть его глаза, получше рассмотреть подбородок. Катерина наблюдала за тем, как на бумаге появляется изображение Джованни, сидящего вполоборота, как оживают его серо-голубые глаза с загадочным белым пятнышком, благодаря которому казалось, что они светятся изнутри. Джульетта была в восторге.

— Леда, изумительная работа! — воскликнула она. — Дождаться не могу, когда покажу готовый портрет отцу Джованни! Он слишком скромен, чтобы попросить написать себя, — но мы обязательно должны подарить ему портрет. И портреты девочек…

— И ваш, Джульетта, — перебила Леда. — Вы будете моей Галатеей! — Джульетта не понимала, о чем идет речь, но догадалась, что ей сделали комплимент, сравнив с каким-то образчиком классической красоты. Она зарделась от удовольствия.

Катерина молча наблюдала за происходящим. Неожиданно она почувствовала себя невероятно одинокой рядом со счастливыми подругами — двумя счастливыми матерями. Внутри притаилось какое-то глубокое, тяжелое чувство. И она поняла, что смертельно устала.

* * *

Казалось, что гости никогда не уйдут. Временами хмурые тучи в душе Катерины рассеивались и она могла поддерживать разговор. Но затем внутри нее вновь начинал бушевать ураган ревности, перерастающий в огромную воронку скорби. Больше всего ей хотелось прилечь.

Когда все разошлись и она наконец-то осталась одна, Катерина потянулась, чтобы взять из-под подушки письма. Те, которые она уже прочла Леде. Но даже больше, чем найти утешение в этих письмах, ей нестерпимо хотелось прочесть те, что остались лежать в шкатулке слоновой кости. Следующую часть ее истории.

Она уже давно осознала, что внутри нее зреет это желание. Неужели это была часть жестокой игры в кошки-мышки, которую вела с ней Марина? Неужели Марина знала, что она ощутит непреодолимое желание вернуться в то время, на много лет назад?

Оставшиеся письма так и лежали стопкой на дне шкатулки. Честно признаться — может быть, она пару раз украдкой и поцеловала за эти годы верхние письма. Ради воспоминаний о любви. Но эти? Эти она хранила глубоко-глубоко внутри.

— Катерина! — Стоящая в дверях Леда напугала ее. Рука девушки все еще была сжата в кулак — знак того, что она стучала.

Катерина захлопнула шкатулку.