Мой пылкий рыцарь - Ханна Хауэлл

— Рональд!

— Может быть, я стар, девонька, но не глух и не слеп.

— Об этом уже судачат? — с ужасом спросила Эйнсли.

До сих пор она надеялась, что даже если кто-то что-то и заметил, дело это не стало предметом пересудов.

— Да не смотри ты на меня так испуганно! Прямо никто ничего не говорит, так, словечко тут, словечко там… Просто я уже давно подозревал, что между тобой и этим бравым норманном завяжутся шуры-муры, вот и понял все с полунамека. Честно говоря, не понимаю, в чем тут дело, но никто не отозвался о тебе дурно и не сказал, что это, мол, грех и все такое. Так что можешь по-прежнему держать голову прямо, когда идешь по Бельфлеру.

— Должно быть, это оттого, что они обожают своего хозяина. — Эйнсли усмехнулась. — У меня создалось впечатление, что в глазах своих людей он непогрешим, ну прямо святой!

Рональд рассмеялся.

— Да, я тоже это заметил. — Но тут же, посерьезнев, окинул Эйнсли внимательным взглядом. — А как ты сама относишься к парню?

Упорство, с которым Рональд продолжал именовать Гейбла парнем, рассмешило Эйнсли, но ненадолго.

— Я думаю, ты сам понимаешь, что я чувствую.

— Ты его любишь?

— Да, но это не имеет значения.

— Неужели? А почему же ты легла с ним?

— Наверное, ты прав, хотя, должна признаться, в тот момент я об этом не думала. — Заметив удивление Рональда, Эйнсли прыснула: — Я просто хотела его. Извини, если такой ответ тебя разочаровал.

— Ты девушка сильных чувств, Эйнсли. Я всегда знал, что тому, кто тронет твое сердце, ты подаришь его целиком. Нет, ты меня не разочаровала. Я тебе не отец, и родительская слепота не застит мне очи. На мой взгляд, ты не всегда бываешь права, но можешь не бояться — я никогда не упрекну тебя за неразумную любовь.

— Кажется, именно это со мной и происходит… О нет, конечно, Гейбл достоин любви, тут не может быть никаких сомнений! Я поступила неразумно не потому, что полюбила его, а потому, что с самого начала знала — он ни за что на мне не женится и даже не полюбит в ответ… Но не могу же я спрятать свои чувства и вести себя так, словно ничего не произошло!

— С чувствами всегда так.

Эйнсли вздернула голову и с вызовом взглянула на Рональда.

— Да? А по-моему, Гейблу это удается весьма успешно. Он всегда начеку, ничем себя не выдаст! — Эйнсли легла на спину, подложив руки под голову, и улыбнулась, когда сонный Страшила подкатился к ней под бочок. — Гейбл предпочитает показывать, что испытывает ко мне только плотскую страсть. Даже если у него есть еще какие-нибудь чувства, он умело их прячет.

— Худо, коли человек проживет так всю жизнь. Если таить все в себе, недалеко и до беды! Но почему ты так думаешь? А может быть, он один из тех, кто не умеет ясно выразиться, не может найти слов, чтобы рассказать о своей любви?

— Нет, я уверена, что права. Его кузина Элен как-то рассказала мне о том, что произошло с Гейблом в юности. Это многое объясняет… Женщина, которой он доверял, которую любил всем сердцем, хладнокровно водила его за нос, использовала в своих целях, а в результате лучший друг Гейбла поплатился жизнью за его слепоту. Друг, с которым они были неразлучны с детства…

— Сердечная боль мало кого минует…

— Это мне известно. А как насчет потери друга?

— Ну как тебе сказать…

— Рональд, Гейбл был тогда совсем мальчишкой. Эта женщина была старше его, хитрее и весьма искушена в интригах. Она использовала его для того, чтобы потворствовать своему любовнику, стремившемуся расправиться с де Амальвиллями и завладеть их богатством. Она пыталась убить Гейбла, но его друг принял удар на себя. Умер он на руках Гейбла, а перед смертью рассказал, кто замыслил это подлое убийство. Гейбл успел предупредить своих родичей, но друга не сумел спасти… Такое трудно забыть… — Эйнсли перевернулась на бок и посмотрела на Рональда. — Возможно, с той поры Гейбл решил, что эмоции — весьма опасная вещь. Нельзя доверяться чувствам, а любовь, наверное, самое опасное из них…

— Но он не похож на бесчувственного человека.

— Да, и я думаю, что это беспокоит его самого. — В ответ на улыбку Рональда Эйнсли тоже невольно улыбнулась. — Мне скоро предстоит вернуться в Кенгарвей. Гейбл не мог бы бесконечно держать меня здесь, даже если бы захотел. Соглашение с моим отцом будет так или иначе заключено, ибо это — повеление самого короля. Так что у меня нет ни времени, ни возможностей залечить его душевные раны, заставить снова поверить в чувства!

— Значит, тебе придется довольствоваться тем, что имеешь.

— Боюсь, что да. Я начинаю думать, что чувство Гейбла ко мне было еще более мимолетным, чем представлялось, потому что с той ночи он ни разу не был в моей постели… — Заметив ухмылку Рональда, девушка нахмурилась. — Ты находишь это забавным?

— Нет, просто я считаю, что ты ошибаешься.

— То есть ты хочешь сказать, что умеешь читать мысли Гейбла де Амальвилля?

— Не трудись оттачивать свой язычок на мне, девонька, — мягко пожурил ее Рональд. — Скажи, он оставался с тобой всю ночь?

— Да. Точнее, он ушел незадолго до рассвета, чтобы не возбуждать сплетен.

Эйнсли невольно покраснела, вспоминая эти подробности, но Рональд сделал вид, что ничего не заметил.

— Если бы ты не понравилась мужчине, он не стал бы оставаться у тебя на ночь. И не бродил бы теперь по замку как в воду опущенный. Даже его слуги и воины удивляются — что это случилось с их хозяином?

Эйнсли снова покраснела. Значит, весь замок знает об их с Гейблом отношениях!

— Итак, я все-таки стала предметом пересудов!

— Да нет же, клянусь тебе! Просто я случайно услышал, как один слуга, пострадавший от плохого настроения хозяина, жаловался своему приятелю. Они догадываются, почему он так мрачен.

Эйнсли села и устремила внимательный взор на Рональда. Разговор начинал принимать интересный оборот.

— Потому что он вынужден избегать меня, а это ему не по нраву?

— Вот именно. Послушай, девонька, это к добру не приведет! Ты сама сказала, что скоро уедешь отсюда. Может быть, расставание будет не таким тяжелым, если ты не станешь делить ложе с сэром Гейблом? Тогда постепенно твои чувства угаснут, и по возвращении в Кенгарвей тебе не будет так больно…

— Нет, боюсь, что это не поможет. — Эйнсли подошла к Рональду, чмокнула его в щеку и налила себе медового напитка. — Я люблю этого норманнского олуха. Делю я с ним ложе или нет, это ничего не меняет. Так же как и сознание того, что он возьмет другую себе в жены, когда я уеду. Пока я здесь, мне хочется получить удовольствие и насладиться тем Гейблом, которого знаю и люблю. Возвращаясь в Кенгарвей, я возьму с собой лишь воспоминания. Значит, их должно быть так много, чтобы можно было заполнить и сердце, и разум!