Викинг. Дитя Одина - Тим Северин

Судебное разбирательство, которого все ждали с таким нетерпением, началось на следующее утро. Все собрались и ждали. Сторонники Кари один за другим, встав у подножья Скалы Закона, в очередь произносили обвинения. Для того были избраны самые речистые из них, и слова закона возглашались громко и четко. Флоси, сына Торда, и его союзников обвиняли в том, что они причинили смерть сыновьям Ньяля «раной внутренностей или костей, или мозга» и требовали, чтобы обвиняемым «не давали ни пропитания, ни помощи, не указывали дороги, не укрывали», но прокляли как изгоев. Затем было выдвинуто требование, чтобы все добро и собственность обвиняемых были отобраны в счет виры родственникам убитых и людям, живущим на их земле. Только тут я и приметил, что толпа собравшихся разбилась на отдельные кучки. Не будь я приезжим, я бы сразу определил, что союзники поджигателей держатся поодаль от сторонников Кари и друзей сына Ньяля. А между ними, разделяя их, стоит большая толпа явно ничейных людей. И это было правильно, ибо люди Кари, как и поджигатели, явились к Скале Закона во всеоружии и при своих оберегах — лентах и амулетах на одежде, говорящих об их верности и готовности к бою.

Впрочем, обе стороны на некоторое время согласились в том, что разбирательство должно идти своим путем. Весь первый день суд слушал людей Кари, предъявлявших поджигателям обвинения в убийстве или заговоре об убийстве. Второй и третий день суд был занят резонами, по которым он имел власть вынести решение и решить, кто виновен. Эйольв оправдал свою славу увертливостью. Он прибег ко всяческим уловкам, чтобы умалить или отвергнуть обвинения, и даже предъявил несколько совершенно новых толкований. Кроме того, он придирчиво ссылался на мелкие нарушения в ходе разбирательства, которые, как он заявил, делают судоговорение неправомочным. Он отвергал свидетелей по самым пустяшным внешним поводам и, приводя не менее загадочные причины, принудил дать отвод стольким судьям, что сторонникам Кари пришлось вызвать и внести в список чуть ли не дюжину судей взамен. Эйольв гнул и корежил закон так и сяк, и законоговорителя, человека по имени Скафти, то и дело призывали вынести свое решение. И он неизменно соглашался с хитроумным Эйольвом.

И каждый день люди, встречавшие довольным ропотом всякий новый крючок в законе, к вечеру полагали, что поджигатели берут верх. Однако на другое утро им приходилось менять свое мнение, ибо они ничего не знали о тайном советчике Кари, Торхалле, который лежал в своей землянке и возился со своим чудовищным нарывом. Я же постоянно бегал к Торхаллю и сообщал ему о всяком новом повороте в разбирательстве. Он слушал меня, морщился от боли, и слезы текли по его щекам, и лицо его было красно. А я говорил, хотя судебные словеса были столь замысловаты, что сам я и половины не понимал. Потом Торхалль взмахом руки отпускал меня, я возвращался на суд, а сам он, ожидая от меня новых вестей, обдумывал предыдущие. Вечером они с Кари все обсуждали, а на утро Кари или его представитель появлялись перед законоговорителем и предъявляли доводы Торхалля, спасавшие их от поражения и позволявшие суду продолжить дело. Законоговоритель не раз замечал, что не видел еще человека, столь сведущего в законе. По сей день мне памятны прения по вопросу о том, имеет ли человек, владеющий одной дойной коровой, право заседать в суде как имеющий собственность. Понятно же, что имеет.

После четырех дней блуждания по запутанным тропам дело наконец завершилось вынесением приговора. Несмотря на все увертки и уловки, Эйольву не удалось выиграть его, и сорока двумя судьями поджигатели были признаны виновными. И вот тут-то Эйольв нанес мастерский удар: приговор не имеет силы, заявил он, ибо число судей превышено. Их должно быть тридцать шесть, а не сорок два. Кари и его сторонники попались в ловушку, которую с самого начала расставил им Эйольв. Таков был его замысел — упорно оспаривать состав судей до тех пор, пока Кари с его сторонниками не превысят их численности. По такому поводу дело против поджигателей провалилось. А Эйольв тут лее повернул его в свою сторону. Он сказал, что иск Кари был злонамеренным, и теперь он обвиняет Кари и его сторонников в облыжном обвинении и требует, чтобы их, а не поджигателей, объявили вне закона.

На этот раз в землянку Торхалля вместе со мной поспешил Кари, чтобы сообщить о своем поражении. Только-только перевалило за полдень, и когда мы уходили, толпа зрителей окружила Эйольва и его поджигателей и, ликуя, поздравляла их с победой. Кари откинул дверную завесу и в кратких словах изложил Торхаллю суть случившегося. Торхалль лежал навзничь на своем ложе. Он громко выругался, сел и опустил больную ногу на землю. Никогда я не видел человека в таком гневе. Торхалль пошарил под ложем и вытащил короткое копье. То было, как сейчас помню, превосходнейшее оружие — острое, как бритва, лезвие выложено тонким серебряным узором. Подняв копье обеими руками, Торхалль обрушил его на огромный гнойник на своей лодыжке. Раздался тошнотворный хлюпающий звук, и я, можно сказать, услышал, как брызнули кровь и гной. Толстый ошметок гнойника шлепнулся на землю, и по земле расплескалась черная кровь. Торхалль охнул, проткнув гнойник, но мгновение спустя он уже был на ногах и с копьем в руке — на копье так и остались куски его плоти — он выбежал за дверь, даже не хромая. Он шел так быстро, что я с трудом поспевал за ним. Я увидел, что Кари, шедший бок о бок с Торхаллем, сорвал с головы повязку, тряхнул волосами и надел шлем.

Торхалль ворвался в толпу сторонников поджигателей сзади. Первым ему попался один из родичей Флоси, человек по имени Грим Рыжий. Он едва успел заметить разъяренного Торхалля с копьем в руке и прикрыться щитом. Торхалль же, не останавливаясь, вонзил копье в щит с такой силой, что старый, из невыдержанного дерева щит треснул надвое. Рожон копья прошел сквозь тело Грима так, что кончик вышел из спины между лопатками. Едва Грим пал наземь, как со стороны друзей Кари кто-то крикнул:

— Торхалль! Не позволим ему в одиночку мстить поджигателям!

И началась яростная рукопашная. Обе стороны выхватили оружие и бросились в бой. Так я познал, как оно в конце концов решает дела, это исландское правосудие.

А еще я понял, как заработал Кари свою воинскую славу. Он сошелся лицом к лицу с двумя поджигателями — Халльбьерном Сильным и Арни, сыном Коля. Хальбьерн был могучий детина, приземистый и ширококостный. Он был вооружен мечом и ударил понизу, по ногам Кари. Но был он слишком неповоротлив. Кари высоко подпрыгнул, прижав колени к груди, и меч прошел под ним, не причинив ему вреда. Кари же, вновь утвердившись на земле, ударил своей боевой секирой о двух лезвиях Арни, сына Коля, и удар был нацелен столь точно, что попал в уязвимое место между плечами и шеей, проломил ключицу и разрубил грудь. Арни упал замертво. Кари успел повернуться к Хальбьерну, готовому нанести второй удар, сделал шаг в сторону и наискось полоснул секирой. Лезвие скользнуло вниз по краю щита Хальбьерна и отсекло большой палец на левой ноге. Хальбьерн закричал от боли и отпрыгнул назад. Тут подоспел один из друзей Кари, он обрушил на Хальбьерна копье с такой силой, что этот могучий человек рухнул наземь. С трудом поднявшись, он захромал, припадая на раненую ногу и оставляя на каждом шагу кровавый следок.

Дальше же я стал свидетелем такого, подобное чему видел не более пяти раз в своей жизни, хотя довелось мне участвовать во многих битвах. Стоя чуть позади Кари, я увидел летящее копье, которое метнул в него один из поджигателей. Кари был без щита, но, ступив в сторону, левой рукой поймал копье на лету. Тогда я понял, что Кари одинаково хорошо владеет обеими руками. И я говорю, он поймал копье, повернул его и метнул вспять прямо в толпу поджигателей и их сторонников. Он ни в кого не целил, но бросил его не глядя. Копье вонзилось в толпу и кого-то убило.