Свингующие - Дарья Симонова

Здесь Валентина Всеволодовна деликатно откашливалась: мол, не пойми меня правильно, друг мой. Гениальное открытие может сделать и самородок с тремя классами и коридором. Но вот грамотно его подать — для этого нужно оттрубить лет пятнадцать, желательно — плюс аспирантура…

Следовательно, у самой Валентины с ее теплокровным южнорусским акцентом отношения с академизмом были прохладные. Эта энергичная любительница Пруста воплощала в себе все лучшее из того, что встречал Каспар в людях: авантюризм и смелость суждений Белозерского, полемическую заостренность Коли Фокусника, методичность и мощный кругозор Зои, не говоря уже о гуманности, порядочности и любви к миру. Особенно к орешкам со сгущенкой — ведь и это Каспару было близко. Но была у Валентины еще одна черта, с которой доселе сталкиваться не приходилось: у нее был Дар результата. Все прочие милые люди — они слишком любили процесс. Дети карнавала — они бесконечно распыляли блестящие идеи, которые никто так и не воплотил. Изящные слова и мысли покрывались пылью и складывались в прекрасное и безумное архитектурное излишество, которое так никогда и не было достроено. Как Саграда Фамилия в Барселоне. С той только разницей, что творение Гауди, пусть и незавершенное, служит земному и небесному. А невостребованные интеллекты и светлые головы так никогда и не являют миру свое величие…

А Валентина не терпела пустоцвет! Она стремилась увидеть плоды исканий. Пусть даже не гарантировано съедобные. Пусть даже блинчики комом. Главное — воплощение! Из рыхлого «Инстинкта и необходимости» она решила сделать тщательную квинтэссенцию и выдать ее за приличный диплом. Каспар долго не решался протестовать, а потом его прорвало: слишком утилитарный замысел! Замах на рубль, удар на копейку. Одно дело — книга. Книга! И совсем другое — диплом. Формальность. Макулатура…

— Я бы так же рассуждала в твоем возрасте, — невозмутимо каялась Валентина. — Думаешь, у меня у самой нет такой вот книги в стол?! Есть. Но такой хоккей нам не нужен. Пытаться прыгать через ступеньку — значит бездарно тратить время и силы. Поверь моим многотрудным опытам. Сначала у нас будет диплом. А уж потом — даст бог, и книга…

…потом, потом. Потом — значит никогда! А Каспар уже надышался новой энергетикой, ему хотелось наковать побольше железа, пока горячо. В довалентиновскую эпоху он совершенно не был одержим «плодом исканий». Он, как и все, наслаждался процессом. А результат — да и пусть себе когда-нибудь нагрянет, когда захочет. Белозерский — тот и вовсе писал свою брошюру лет двадцать, и не видел в том конфуза! Но теперь, с такой поддержкой Каспар понял: сейчас или … когда рак на горе свистнет. Надо ловить момент, пока у свет Всеволодовны запал не остыл. И грех тратить запал на мелочи. Диплом и так напишется! Его все пишут. Кто за полгода, кто за две недели, кто за три дня. А вот труд всей жизни — книга…

Легкомысленный доктор Ярошевский привык, что запал всегда остывает. Рано или поздно, чаще всего рано. Но Валентину чур не путать с остальными! Она была стайером в окружении суетливых спринтеров. И ей было немного одиноко пестреть. Но только немного, совсем чуть-чуть. Ее было трудно смутить никчемным окружением. И этот размеренный перфекционизм напоминал методы Авроры. Она бы рассуждала точно также, сочетая здравый смысл крепкого ремесленника и умелую импровизацию. От сюжетных аналогий становилось не по себе: Каспар снова выходил на шаткие подмостки, в освещенный круг, под прицельное материнское око. И, наученный горьким опытом, отчаянно сопротивлялся, отстаивая каждую пядь своего графоманского детища. Долой прежнюю мягкотелось! Хотя порой ему так хотелось согласиться с Валентиной без боя… Та относилась к метаниям спокойно, протягивая бутерброд мира с салями. Романтическая колбаса с восточным акцентом — примирительный деликатес, так уж условились тогда за неимением большего. И желторотый студент на собственном опыте понимал, что легко остаться друзьями лишь в пустопорожних умствованиях. В имитации бурной деятельности. А попробуй-ка найти достойного брата Гонкура и ни разу не потянуть одеялко на себя! Ни разу с ним не поспорить, ни разу не усомниться втайне в его талантах, и мельком не поставить свой могучий умище на порядок выше… Не бывает гладко, если сработаешься с кем-нибудь так, что буквы не рассыплются словоблудием, а сложатся в связное чтиво. Какое угодно — для начала хоть в оглавление!

Оглавление оглавлением, а Валентина замахнулась на святое — на главу про собственного муженька! Каспар подумал было, что дело в неприкосновенности частной жизни — хоть и имя досточтимого Фаныча он изменил. Но что имя… — ведь суть в скрытых течениях!

Но оказалось, что не в них. Точнее в других скрытых течениях, имя им легион. Каспар шел на уступки: мол, в дипломе Вас послушаюсь, но книгу-то будущую не цензурируйте! Не срезайте бутон нераспустившийся…

— Бутон твой распустится, куда денется. Но Борис — это не тот пример, на который стоит опираться, рассуждая о супружеской верности, — осторожно дотрагиваясь до покраснений на носу от неудобных очков, мягко говорила Валентина. — Если хочешь, я изложу вкратце, что написала бы я в этом разделе. Можешь считать это бабушкиным рецептом, народной медициной, — чем угодно, только выслушай. Чаще всего, мы, гомо сапиенсы, изменяем своей половине, потому что от нас этого ждут. Наша половина, будь она неладна, просто спит и видит, как мы вот-вот нагрешим. А все потому, что в детстве ее убедили, что рогов ей, горемычной, не избежать. Не долюбили ее родители. Или, наоборот, перелюбили и перенасытили всевозможными опасениями о коварстве мира вообще и брачных уз в частности. Вот у нее и заработало негативное воображение. А чем интенсивней работает негативное, тем быстрее дрябнет позитивное. Это закон физиологии: напряженно работающий орган отнимает энергию у других органов. В результате партнер оказывается в тисках адюльтерного сценария, которому очень сложно сопротивляться. Запомни: если тебя в чем-то продолжительно и убежденно подозревают, ты рано или поздно это совершишь. Быть несправедливо обвиняемым крайне вредно для психики! И самый верный выход из-под давления — стать справедливо обвиняемым.

— Спасибо, я понял, к чему вы клоните, — нахально перебивал Каспар. — Эта точка зрения — не Ваше открытие. Таким образом, в чем же состоит народный рецепт?

— В рутинном воздействии на подкорку. Несправедливо подозреваемому, пока он не ступил на скользкий путь измен, надо завести один несложный ритуал. Каждый день, лучше по вечерам, садится вместе со своим недоверчивым ревнивцем и записывать в специально отведенной для этого записной книжке: я, имя рек, здесь и сейчас такого-то числа месяца в лето Господне — точное указание места и времени очень важно! — заявляю, что люблю тебя, глупая… — или соответственно, глупый. Также заявляю, что хочу быть с тобой всю жизнь, хоть и не могу обещать тебе этого, потому не все в этой жизни зависит от меня. Это очень существенная ремарка: не стоит обещать вечного неба в алмазах или в чем-то там еще, потому что все бывает, и никогда не стоит зарекаться. Ибо последующий затем возможный развод только укрепят вредоносную программу в голове невротика. Но необходимо донести до его сознания, что именно здесь и сейчас его любят и делят ложе только с ним…

— Ясно, ясно. Валентина Всеволодовна, это ж просто какие-то письма счастья! — глумился Каспар. — Перепиши это письмо 25 раз и будет тебе дадено.