Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - Наталия Таньшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Накануне Июльской революции императорский двор находился в Гатчине, где император был на маневрах. В разговоре с Бургоэном Николай так характеризовал ситуацию во Франции: «Так я могу утвердительно уверить вас… что дела находятся в самом опасном положении… Я в отчаянии. Вы знаете, как я интересуюсь судьбою Франции, как люблю короля Карла Х; но думаю, что он в эту минуту идет навстречу своей гибели. Одним словом, посол мой пишет, что так называемый государственный переворот уже решен». Когда Бургоэн выразил надежду, что, быть может, французы еще остановятся, Николай ответил: «Нет, нет! Не надейтесь; они невольно увлекутся…»[264] По словам дипломата, император «действительно, любил Францию, как верную свою союзницу, и чувствовал, что она вступила на опасный путь»[265]. В разговоре с Бургоэном, состоявшемся вечером 27 июля, Николай сказал ему: «Вы знаете, что я – искренний друг вашей Франции»[266].
Поскольку на доставку почтовых сообщений между Парижем и Петербургом уходило в то время 10–11 дней, официальные известия о революции Николай получил только через десять дней после ее свершения от барона Мальтица, поверенного в делах России в Пруссии. Николай находился в своем любимом Аничковом дворце, куда и пригласил для разговора Бургоэна, обратившись к нему с такими словами: «Ну что? Не все ли мы предвидели? Теперь все осуществилось… С Парижем прерваны все сообщения: это значит, что инсурекция торжествует. Какое ужасное несчастие!»[267]
Бургоэн, как официальное лицо, не мог делать прогнозов, не имея распоряжений из Парижа: «Увы, государь, очень трудно предугадать. Париж взбунтовался – вот все, что мы теперь знаем. Подобные бунты похожи на воспаление в мозгу: никто не знает, чем болезнь кончится»[268].
Николай, по словам Бургоэна, «хотя и очень слабо, но… еще надеялся на торжество или, по крайней мере, на продолжительное сопротивление королевской партии…» «Будем надеяться, сказал мне в заключение император, – что, по крайней мере, монархический элемент будет спасен»[269]. Что касается кандидатуры герцога Орлеанского на французский престол, то, по словам дипломата, перечисляя возможных претендентов, «между прочим произнес он и имя орлеанского дома, но столь же мало остановился на нем, как и на других гипотезах. Он прежде всего ставил на герцога Ангулемского, потом герцога Бордоского; но все эти предположения, все вопросы о лицах обсуждаемы были как бы мимоходом…»[270]
Именно Бургоэну, по его собственным словам, удалось «остановить необдуманную вспышку первого движения»[271], когда Николай был готов организовать вооруженную интервенцию во Францию. В своих воспоминаниях Бургоэн передает разговор с военным министром графом А.И. Чернышевым, явившимся к нему с такими словами: «Его непоколебимые правила не позволяют ему признавать совершившихся фактов. Следственно, решено, что вам пришлют паспорта, потому что всякое сношение с Францией будет прервано»[272]. Бургоэн ответил: «Если дипломатические отношения будут прерваны, я узнаю об этом от министра иностранных дел». Он тотчас же отправился к князю Х.А. Ливену, замещавшему К.В. Нессельроде, находившегося на водах в Карлсбаде, но при первом же известии о революции поспешившего вернуться[273]. Христофор Андреевич встретил Бургоэна весьма благосклонно; дипломат передал ему разговор с Чернышевым, на что Ливен ответил: «Вы совершенно правы… ничто еще не заставляет думать, чтобы император решился на этот разрыв. Вы, конечно, знаете, с какой точки зрения он смотрит на парижские происшествия; что же касается до решения его, оно еще неизвестно, и когда пройдет первая минута, то мы еще надеемся успокоить его»[274]. Бургоэн сообщил Ливену также о том, что будто бы несколько французских судов не впустили в гавань Кронштадта. «Я формально протестую против этого недопущения», – заявил он. В этом, по словам Бургоэна, заключался «важный факт, могущий возбудить воинственный жар французской военной партии, которая теперь очень сильная в Париже». Ливен, стремясь успокоить поверенного в делах, ответил: «Мера эта была принята в первую минуту, но надеюсь, тотчас же будет отменена. Я с моей стороны не одобрил ее, но вы знаете, у нас есть очень деятельная и нетерпеливая партия войны»[275].
Бургоэн попросил у Ливена о личной аудиенции у государя; князь немедленно отправил курьера на Елагин остров, и вечером, в 11 часов, Николай принял Бургоэна, начав разговор мрачным голосом: «Ну что, имеете ли вы какие-нибудь известия от вашего правительства и от господина наместника королевства, потому что вы знаете уже, конечно, что я не признаю никакого другого порядка вещей, кроме законной власти короля»[276]. Когда Бургоэн ответил, что этот вопрос «уже безвозвратно решен Францией» и она будет «защищать всеми силами» новый режим, император встал, начал ходить по комнате и заявил: «Никогда, никогда я не признаю нынешнего порядка вещей во Франции», на что Бургоэн резонно ответил: «Государь, в наше время нельзя произносить слова “никогда”…». Однако Николай повторил: «Никогда! Никогда я не откажусь от своих принципов, потому что с честью торговаться нельзя»[277].
Бургоэн изложил Николаю свое видение развития ситуации: «Положим, я буду приглашен оставить Санкт-Петербург. Уезжая, я отправлю вперед курьера с донесением о моей высылке и о недопущении нашего флага в ваши гавани. Неужели вы думаете, что после этого известия Франция останется спокойной? Конечно, в тот же самый день и ваш посланник будет выслан…» При этом Бургоэн весьма высоко отзывался о деятельности российского посла Поццо ди Борго: «Как по своим личным качествам, так и по могуществу государя, которого он имеет честь представлять, он составляет там средоточие всего дипломатического корпуса. Все европейские сотоварищи его съезжаются к нему на совет…»[278]
Кроме того, Бургоэн подчеркнул, что Франция готова защищать свои интересы: «Ваша прежняя коалиция не испугает нас, и мы постараемся предупредить ее. У нас меньше будет материальных сил, но мы имеем на своей стороне нравственную, разрушительную силу, и мы должны будем броситься в Европу прежде, нежели она успеет приготовиться»[279].