Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

В лунном свете он отбрасывал длинную тень на девушку, сидящую в темноте.

– Тебя послушать, так все просто.

– Действительно просто то, что мы делаем простым!

Он подошел к ней и взял ее за руку:

– Разве ты не хочешь выйти за меня замуж?

– А разве это возможно? Этого никогда не разрешат!

– Мне не нужно ничье разрешение, кроме твоего.

– Ты же знаешь, как все обстоит в деревне…

– Я знаю, как все может быть. И я не говорил, что это будет легко.

Ануш посмотрела на него, и Джахан увидел холодный отблеск страха в ее глаза, впервые за все время, что они были вместе. Но мужчина чувствовал себя достаточно сильным, чтобы защитить их обоих. Он был молод и уверен в правильности своего решения. Он крепче сжал ее руку.

– Если ты не испытываешь сильных чувств ко мне, я приму это. Правда, я попытаюсь. Ты можешь выйти замуж за Хусика или за кого-либо, кто тебе понравится, я и слова не скажу. Но если ты чувствуешь то же, что и я… если ты любишь меня, тогда я прошу тебя быть храброй. Поверь мне, я сделаю тебя счастливой. Я знаю, у меня получится!

– Джахан, то, что мы сделали…

– Мы не сделали ничего такого, чего стоит стыдиться. Мы любим друг друга, что здесь дурного? Ты стыдишься меня?

– Конечно нет, – ответила Ануш, поглаживая его по щеке.

Джахан стал на одно колено и сказал:

– Я не могу представить жизнь без тебя, Ануш! Я несчастен, когда ты не рядом, и более никто не сделает меня счастливым. Я люблю тебя, Ануш Шаркодян! Я снова спрошу тебя… ты выйдешь за меня замуж?

Они смотрели друг другу в глаза. Он знал, что, делая ей предложение руки и сердца, ставит ее в весьма непростую ситуацию. Ануш придется забыть о своем армянском происхождении, отречься от своей веры, семьи, друзей. Как жене турка ей придется принять ислам, но она может исповедовать свою веру тайно. Его родители будут против этого брака по множеству причин и могут так никогда и не принять невестку. Многие сочтут это слишком большой жертвой.

Но вот Ануш улыбнулась, сначала слегка – улыбка порхнула по глазам, потом вернула краску щекам. Было слишком темно, чтобы увидеть, что она покраснела, но он почувствовал это. Когда он коснулся руками ее лица, то ощутил жар ее щек и даже мочек ушей. Он засмеялся, и она подхватила его смех.

– Да, – решилась Ануш, – я выйду за тебя!

– Скажи еще раз.

– Я выйду за тебя замуж, Джахан. Я люблю тебя!

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но в этот момент у них над головами раздался царапающий звук, а потом сильный шум.

Они посмотрели вверх и увидели летучую мышь, мечущуюся под куполом, бьющую крыльями по стенам. Наконец она вырвалась на свободу и скрылась в темноте.

Ануш сильно вздрогнула в его объятиях, и этот момент врезался в его память: бледное лицо девушки, ее взгляд, устремленный на полуразрушенный купол, будто она смотрела на небесного хозяина, сидящего там, наверху, и судящего их.

– Я ненавижу турок! – воскликнула Парзик, вытирая злые слезы. – Я проклинаю этот ничтожный народ!

В перевязочной доктор Стюарт накладывал швы на лицо Вардана. Он вернулся из Трапезунда весь опухший и в синяках, со сломанными ребрами, и не мог видеть левым глазом.

– Он ничего не сделал. Ничего, что заслужило бы такое обращение. С чего они взяли, что он стал работать медленнее? Он штукатурил, как и раньше.

Крутя на пальце тонкое золотое колечко, Парзик посмотрела в перевязочную. Как и все в деревне, Ануш знала, что Вардан стремится выполнять работу как можно дольше, чтобы его не забрали в армию, тем более что Парзик была беременна.

Ануш взяла подругу за руку. Этим утром она шла на работу, думая лишь о предложении Джахана. Ничто не испортит этот день. Вскоре она выйдет замуж за Джахана, любимого мужчину. Ей с трудом верилось в то, что он желает объявить ее своей женой.

Ее больше не будут звать Ануш Шаркодян, она, деревенская девочка, станет байян Орфалеа, женой турецкого офицера!

Идя по лесу, она вновь и вновь шепотом произносила свое новое имя – Ануш Орфалеа. Байян Ануш Орфалеа. Имя и фамилия прекрасно подходили друг другу, были созвучны. Ей хотелось выкрикивать свое имя, чтобы оно звучало среди верхушек деревьев и его шептали волны.

В конце тропинки появился Хусик.

– Барев, Хусик, – поздоровалась она, улыбаясь.

Хусик уставился на нее, открыв рот, – ее приветствие застало его врасплох. Ануш больше ничего не сказала, решив держать свой секрет при себе.

Ануш ни с кем не поделилась этой новостью, но как же ей хотелось рассказать об этом Саси и Парзик! Еще не так давно мысль о том, чтобы последовать примеру Парзик, казалась ей смехотворной, но сейчас она не могла думать ни о чем другом.

Хватит ли у них денег купить теленка для девичника? Украсит ли Саси церковь так, как она делала это для Парзик? А платье… что ей надеть? Платье госпожи Стюарт! А кого попросить выдать ее замуж? Доктора Стюарта! Если отец Грегори разрешит…

Но все изменилось, когда она обнаружила сильно избитого Вардана на ступеньках больницы. Слушая, как яростно Парзик поносит турок, она задумалась, реальны ли ее планы? Действительно ли друзья порадуются за нее? Неужели она могла предположить, что Парзик с восторгом отнесется к ее замужеству с турком, после того как представители его народа повесили ее свекра и избили мужа? А будет ли Саси, глядя на Джахана, испытывать что-нибудь, кроме ужаса, после произошедшего с Кеворком и Хават?

Мать наверняка откажется от нее или даже сбросит ее в колодец. И что она скажет бабушке?

Сидя в приемной, держа подругу за руку, Ануш пыталась совладать со своим страхом. Если она выйдет замуж за Джахана, она лишится права считаться армянкой. Жизнь в деревне станет невозможной, ей придется уехать отсюда.

Она, безусловно, сможет называть себя байян Орфалеа, но все остальные будут называть ее совсем иначе. Но при этом девушка знала: она выйдет замуж за Джахана! Она готова была от всего отказаться, что служило самым веским доказательством того, как сильно она его любит.

Держа Парзик за руку, она шептала молитву, прося Бога заступиться за них.

Лейтенант ехал следом за капитаном, их лошади осторожно ступали между камнями.

Росшие со стороны предгорий деревья отбрасывали на путников глубокую тень, а со стороны моря берег был обрывистым, он почти отвесно спускался к воде и скалам.

Они побывали на вершине холма, в смотровой башне – самой высокой точке черноморского побережья, – и теперь ехали обратно в лагерь.

Вдали море сливалось с небом, их разделяла едва заметная голубая линия.