Все, чего я не сказала - Селеста Инг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я подумала, тебе будет интересно, – сказала Мэрилин, – раз у тебя так хорошо с биологией.
Она отхлебнула чаю, и от ее хлюпа Лидию по спине подрал мороз. Когда под елкой не осталось ничего, кроме скомканной бумаги и обрывков ленточек, Лидия аккуратно составила в стопку свои дары; отцовская книжка легла сверху. На обложку упала тень – отец стоял у Лидии за спиной.
– Не понравилась книга?
– Конечно, понравилась.
– Я подумал, это полезно, – сказал он. – Хотя ты там, наверное, ничего нового не найдешь. – Он ущипнул ее за щеку. – Как завоевывать друзей. Жалко, что… – И осекся, сглотнул остаток фразы: «Жалко, что у меня ее не было в твои годы». Может, подумал он, все вышло бы иначе; умей он обращаться с людьми, знай он, как им понравиться, стал бы своим в Ллойде, очаровал бы мать Мэрилин, работал бы в Гарварде. Смог бы добиться в жизни большего. – Я подумал, тебе понравится, – вяло договорил он.
Отец никогда не рассказывал про детство, Лидия не знала историю брака родителей и их переезда в Миддлвуд, но уловила эту муку, глубокую и пронзительную, точно звук туманного горна. Больше всего отец переживал, всем ли нравится Лидия. Не чужая ли она. Лидия открыла книгу на первой главе. «Принцип 1: Не критикуйте, не осуждайте, не жалуйтесь».
– Восторг, – сказала она. – Спасибо, пап.
Резкость ее тона Джеймс уловил, но пропустил мимо ушей. Еще бы ей не раздражаться – на что ей сдался такой подарок? У Лидии и так полно друзей: чуть не каждый вечер, доделав уроки, она болтает по телефону. Что за глупость – дарить ей эту книгу. И он про себя поставил галочку: надо в следующий раз подарить что-нибудь получше.
А правда была такова: в тринадцать лет по настоянию отца Лидия позвонила Пэм Сондерс. Даже не знала номера – пришлось смотреть в телефонной книге, которая разлеглась на коленях, пока Лидия крутила диск. Помимо телефона в кухне и в кабинете, аппарат был на площадке, у диванчика под окном, куда мать накидала подушек и поставила вялую сенполию. Кто ни пройдет внизу, может подслушать. Лидия подождала, пока отец уйдет в гостиную, и набрала последнюю цифру.
– Пэм? – сказала она. – Это Лидия.
Пауза. Она почти расслышала, как Пэм морщит лоб.
– Лидия?
– Лидия Ли. Из школы.
– А. – Снова пауза. – Привет.
Лидия вставила палец в завитки телефонного провода и поразмыслила, что бы такого сказать.
– Ну… как тебе сегодня контрольная по географии?
– Да ничего. – Пэм щелкнула жвачкой – получился тихий цок. – Ненавижу школу.
– Я тоже, – сказала Лидия. И впервые поняла, что это правда, и от своего признания расхрабрилась. – Слушай, пошли на роллердром в субботу? Мой папа нас отвезет.
В голове мелькнула картина: они с Пэм, смятенные и смешливые, кружат по роллердрому. И как счастлив отец на трибунах.
– В субботу? – Резкая, испуганная тишина. – Ой, слушай, я не могу. Может, как-нибудь в другой раз? – В трубке кто-то забормотал. – Мне пора. Сестре телефон понадобился. Пока. – И щелчок – трубка опустилась на рычаг.
Ошарашенная этим внезапным финалом, Лидия так и сидела с трубкой, и тут у подножия лестницы возник отец. Едва он увидел, что она на телефоне, лицо его просветлело, словно тучи сдуло сильным ветром. Лидия увидела, каким он, наверное, был в юности, задолго до ее рождения, – мальчишка, оптимист, мечты о будущем сияют в глазах звездами. Отец улыбнулся ей и подчеркнуто на цыпочках возвратился в гостиную.
А Лидия так и сидела с трубкой у щеки, сама не веря, до чего легко, оказывается, разбудить в нем эту радость. Вроде бы такая мелочь. Об этом Лидия думала в следующий раз, когда взяла трубку, прижала к уху и шептала: «Мм-м, ага – что-что она сделала?» – пока отец не вышел в коридор, не остановился под лестницей, не улыбнулся и не удалился. Время шло, Лидия воображала девочек, за которыми наблюдала издали, придумывала, что сказала бы, если б и впрямь с ними дружила. «Шелли, смотрела вчера “Старски и Хатч”?[28] Ой, Пэм, это сочинение по английскому – десять страниц, с ума сойти! Миссис Грегсон думает, нам заняться больше нечем? Стейси, ты с этой прической – вылитая Фэрра Фосетт[29]. Вот бы мне такие волосы». Поначалу это была мелочь, и гудок дружески напевал ей в ухо. А теперь эта книжка – и какие уж тут мелочи.
После завтрака Лидия по-турецки села в уголке под елкой и снова открыла книгу. Умейте слушать. Пусть люди говорят с вами о себе. Полистала еще. Помните: вашим собеседникам в сто раз интереснее они сами, их собственные проблемы и желания, чем вы с вашими проблемами.
Нэт в другом углу уткнулся глазом в видоискатель нового фотоаппарата, навел объектив на Лидию и теперь менял фокус, приближая ее и отдаляя. Так он извинялся за то, что не разговаривал с ней, захлопнул дверь у нее перед носом, когда ей совсем не хотелось оставаться одной. Лидия это понимала, но была не в настроении мириться. Через несколько месяцев он уедет, а она останется тут одна завоевывать друзей, влиять на людей и первопроходить в науке. Не успел Нэт ее щелкнуть, Лидия опустила глаза, волосами занавесив лицо. Улыбка говорит: «Вы мне нравитесь. С вами я счастлив. Я вам рад». Вот почему все обожают собак. При встрече они от радости готовы выпрыгнуть из собственной шкуры. Собаки, подумала Лидия. Вообразила себя собакой, покорной и дружелюбной, золотистым рет ривером с черной улыбкой и бахромчатым хвостом, но не складывалось: она не дружелюбна, не чистокровна, не блондинка. Она замкнута и подозрительна, как псина Вулффов – дворняга, вечно готовая к вражескому нападению.
– Лидс, – окликнул Нэт. (Вот прицепился, а?) – Лидия. Ли-иди-и-я.
Сквозь завесь волос Лидия увидела, как в нее гигантским микроскопом целится объектив.
– Улыбочку.
Вам неохота улыбаться? Что делать тогда? Заставьте себя улыбнуться. Ведите себя так, будто вы уже счастливы, и от этого непременно станете счастливее.
Лидия перебросила через плечо медленно раскручивающийся хвост. И в упор уставилась в черный глаз фотоаппарата, не улыбнувшись, не изогнув губы ни чуточки, даже когда услышала, как щелкнул затвор.
В школе после каникул Лидии первым делом предстояла физика, но из дома она сбежала с облегчением. На стол мистеру Келли оценкой вниз положила контрольную с подписью матери. Мистер Келли уже рисовал график на доске. «Раздел II: Электричество и магнетизм», – написал он поверху. Лидия села на свое место и легла на парту щекой. Кто-то канцелярской кнопкой протыкал в столешнице слово ХЕР размером с десятицентовик. Лидия прижала к нему палец, а когда отняла, на коже рубцом осталось зеркальное ХЕР.