Княгиня Ольга. Две зари - Елизавета Дворецкая

– Ну а муж мой был, думаешь, хуже тебя? Мы на Горине сами бояре, не плоше вас здешних!

– Значит, за честь свою муж твой с жизнью расстался, – Унерад развел руками, с таким видом, что, мол, бывает. – Его не воскресить.

– А со мной что будет? Думаешь, я хочу всю жизнь здесь в челяди быть? – Обещана тряхнула блюдом. – В дерге этой бегать, на чужой стол для чужих гостей подавать, а самой корки сухие глодать! Из-за тебя все! Ты меня из дому увез! Уж как мой отец просил тебя! Медвяна тебе хоть один глаз спасла, может, самого тебя от смерти избавила – вот ты как отблагодарил их! Перстень мой обетный, княжеский – вон он, на пальце у тебя! – Она кивнула на руку Унерада, которой тот опирался о стену поварни. – Ты все у меня отнял, как волк лесной, безжалостный, а теперь любопытствуешь, как мне поживается? Да чтоб тебе так вовек поживалось, как мне!

Унерад досадливо вздохнул, не зная, как ее унять. Пока она была при нем в Горинце, ему было не до девок – он даже не мог ее увидеть. А разглядел только перед тем, как пришлось с ней расстаться. Каждый раз, приходя на двор княгини, он невольно выискивал это округлое скуластое лицо, черные тонкие брови – как стрелки над яркими голубыми глазами, острый, немного вздернутый нос. Не так чтобы красавица оказалась его полонянка, но внешность ее была весьма выразительна, цепляла взгляд и не отпускала. Казалось, в этой рослой, крепкой девушке бьет особый источник жизненных сил. Как в малом ручье берет начало великая река, так в ней мерещился исток могучего будущего рода.

– Вуефастич, не лучше ль тебе в гридницу пойти? – около них вдруг оказался Хотигость, Эльгин десятский. – Там про вашу поездку речь как раз пошла…

Такие действа ему были привычны: княгине в услуженье отбирали самых здоровых и красивых девок, и среди мужчин, часто здесь бывавших, немало находилось охотников с ними словом перемолвиться… Но никаких вольностей с посторонними девками не позволялось – кто же даст чужим на своей лошади ездить?

Унерад бросил на Обещану хмурый взгляд и пошел по мосткам к гриднице. Она со своим блюдом направилась за ним, все еще кипя от негодования. Он что, ждал, она ему обрадуется? Пусть он здесь боярин, а она – челядинка, она помнит, кто ее такой сделал!

* * *

Обещана, на свою беду, не могла выбирать, когда ей оставаться в гриднице, а когда уйти, да и Унерад задержал ее у поварни сверх необходимого. Иначе, окажись она на месте вовремя, могла бы услышать нечто весьма для себя любопытное. Доложив главное об Оттоне, послы принялись рассказывать о том, что и им самим, и слушателям было не менее важно – о пребывании в Плеснеске. Это со всем вниманием слушал даже Святослав. Во время рассказа о немцах он сидел, небрежно покручивая в ладони стеклянный кубок, но теперь поставил его на стол.

– Нас Етон чуть к суду не притянул! – возбужденно рассказывал Лют, непривычно разгоряченный тем же белым рейнским вином. – Принесли ему жалобу какие-то шишки с Горины, так он желал, чтобы мы ему ответили за какую-то женку, что ли, уведенную? На тебя, Болва, ссылались, и на Радяту Вуефастича.

– Жаловались они еще! – Болва в возмущении поднялся. – Княже, ты слышишь? Драговиж, йотун им в рот! Сами напали на Вуефастича, сами с топорами набросились, в спину ему стреляли – глаз выбили, чуть не помер! И жалуются! Да был бы я там – я бы их Марене в ступу жаловаться послал за такие дела!

– Ну а тебя-то и не было! – закричал со своего места Одульв. – Им же все русы киевские в одну версту! Они с нас хотели виру требовать за своих убитых, за женку – старшего жреца укромовского дочь, за полон какой-то. А мы знать не знаем, что у вас за полон и кому женка чужая понадобилась! Теперь сам Стеги разбираться приехал и с ним тот жрец укромовский…

Стеги и Воюн не явились сегодня в гридницу: их дело было отдельное, и не к Эльге, а к Святославу, поэтому Лют обещал им передать князю просьбу о встрече. О том, что Обещана находится не у Святослава, у Эльги, он сам не знал.

– Где тебя ранили-то, Остряга, расскажи уже? – из-за княжеского стола спрашивал Асмунд. – Чего хромаешь?

Послы начали рассказывать о нападении в лесу.

– Ума не приложу, кто это мог! – среди гула говорил Лют, от своего места обращаясь к Эльге. – Я те края знаю, у нас десять лет назад на той дороге коней угнали. Почти то самое место! Там и десять лет назад людей почти не было, сплошная дебрь, а теперь и тех не осталось. Некому там разбойничать, а тут вдруг целая ватага, будто с дерева слетела! Вот что чудно!

– От голоду смерды могли в разбой податься, – сказал Молята, Войнилин сын. – Дань ведь берем двойную все десять лет. Может, неурожай у них.

– Смерды от голода на полянские веси порубежные напали бы, – возразил Мистина. – Но чтобы на посольский обоз – там одних оружников под сотню! Безумные они, что ли?

– Да напротив того – умные очень! – ответил ему Святослав. – Место выбрали, все рассчитали! Хвост отсекли, замыкающий дозор в засаде ждали – стало быть, знали, что он будет! Вам повезло – могли бы разом всех снять, было б у вас не три трупа, а три десятка!

– Это не на голодных смердов, это на месть похоже! – крикнул Ильмет, сын Себенега. – Свенельдич, у тебя же есть враги среди древлян? Может, твоей головы искали?

Лют мельком вспомнил Береста, виденного в Плеснеске, но тут же в голове сверкнула другая мысль, вытеснив ту, и он повернулся к Болве:

– А уж не ваши ли то были бужане? Те, с кого вы так лихо дань собрали, что они к Етону побежали жаловаться?

– Мы-то свое собрали! – уловив в его словах обвинение, Болва встал и упер руки в бока. – Мы что хотели, то и взяли, а вот вам отдать пришлось!

– Им-то задницу надрали! – захохотал Игмор, Святославов сотский. Как обычно, от пива его широкое лицо раскраснелось, а светлые волосы торчали во все стороны, как лучи встающего солнца.

– Это из-за вас! – Лют, перед тем поднявшийся, обошел свой стол и шагнул к столу напротив, где сидели люди Святослава и с ними Болва со товарищи. – Это вы гнездо разворошили, а нам за вас кровью расплачиваться пришлось! Ничего толком не можете сделать, где пройдете, там нагадите! Погляжу я, как вы сами же на другой год туда сходите по дань!

– Да мы всегда свое возьмем!

Болва и Игмор оба живо вышли из-за стола и встали напротив него. Ближайшие люди Святослава, они всегда охотно откликались на всякий вызов со стороны людей княгини.

– Чащобы вам бока намяли!

– Всю русь перед этими шишами вы опозорили! С вас едва портки не стянули, а вы и утерлись!

– Кабы вы были мужи, а не бабы, так и вам бы ничего не сделали худого!

– Это я баба?

Слегка присев, с разворота Лют с правой вдарил Игмору в челюсть. Сын прежнего Ингварова сотского, Гримкеля Секиры, Игмор был и выше, и шире Люта, но такие мелочи последнего никогда не останавливали. Боднув воздух светлой бородой, здоровяк отлетел спиной на свой же покинутый стол.

Болва был не большой любитель застольных драк, но перед всей Святославовой дружиной не мог не принять вызов: кинувшись на Люта, сгреб за горло и опрокинул на стол. Силясь освободиться, Лют шарил раскинутыми руками среди посуды, пока не наткнулся на горшок из-под каши: ухватил его за венчик, вскинул руку и вдарил Болве по голове. Был бы это тяжелый самолепный горшок, какими пользуются в весях, мог бы и череп проломить; на счастье Болвы, то был дорогой горшок гончарной работы, более легкий, с тонкими ровными стенками. Во все стороны брызнули осколки, кровь потекла с разбитого лба вперемешку с остатками каши. Лют толкнул оглушенного противника от себя и выпрямился; Болва, шатаясь, сделал пару шагов назад и сел на пол.