Наваждение - Глория Даймонд

Не ее. Эвелин изо всех сил сдерживала слезы. Она больше никогда его не увидит.

Но она ошиблась. Когда она вошла в дом, Квентин был там.

Эвелин похолодела. Она решила, что у нее галлюцинации. В безнадежных мечтах она представляла, как он вернулся и в его глазах будут гореть любовь и прощение.

Сейчас все было по-другому. Он напряженно стоял, облокотившись о каминную полку. У него был измученный вид, щеки запали, под глазами залегли темные круги. Он не смотрел на Эвелин. Он смотрел на Конни, которая сидела в кресле с малышкой на руках.

На мгновение Эвелин захотелось защитить Конни, закрыть ее собой, избавить от возможных обвинений. Но она подумала, что если будет и дальше защищать Конни от всего на свете, то та никогда не станет взрослой.

— Здравствуй, Квентин, — безжизненным голосом сказала она.

— Здравствуй, Эвелин. — Его голос тоже звучал подчеркнуто ровно, но это был его прежний голос.

Эвелин вздрогнула.

— Мы не ждали тебя так рано, — сказала она, чтобы пояснить, почему они еще здесь. — Мы уедем, как только погрузим вещи. — Прежде чем он успел ответить, она повернулась к молодой маме: — Конни, я пойду наверх, соберу, что осталось.

— Эвелин! — В голосе Конни было обвинение, она словно не верила, что та бросает ее, но Эвелин, не сказав ни слова, вышла.

В своей комнате она без сил упала в кресло и невидящим взглядом смотрела на голые деревья за окном. Это было унылое зрелище, но ведь после зимы снова наступит весна и обновление. Если конечно, деревья переживут зиму…

Эвелин опустила голову, чтобы больше не смотреть в окно. Она не знала, сколько просидела так. Потом до нее донесся шум двигателя, который, постепенно удаляясь, совсем стих.

Он уехал. Никаких объяснений не будет. Ее охватило облегчение и отчаяние одновременно. Уехал.

Когда Конни постучала, у Эвелин даже не хватило сил встать.

— Входи, — ответила она из кресла, сдерживая слезы. — Он уехал?

— Нет, не уехал.

Услышав его голос, Эвелин вздрогнула, и все поплыло у нее перед глазами. Это был Квентин.

— Я думала, ты уехал, — с трудом проговорила она. — Я слышала машину…

Квентин устало посмотрел на нее.

— Это была Конни. Ты и вправду думала, что я уеду, так и не поговорив с тобой?

— Что еще ты хочешь мне сказать?

Не глядя на Эвелин, Квентин вошел и закрыл за собой дверь.

— Я все же хочу рассказать тебе мой сон, — бесстрастным голосом начал он.

Сон? У Эвелин в животе что-то сжалось. Он хочет показать ей, как мучительны для него последствия лжи Конни. Она не знала, сможет ли выдержать это. Но слушать придется.

— Хорошо, — сжав кулаки, ответила она. — Я слушаю.

Прошло еще несколько секунд, потом Квентин набрал побольше воздуха в грудь и заговорил. Эвелин чувствовала, как трудно ему говорить.

— Это о Талберте. Я… никогда не понимал брата. — Его голос звучал словно издалека. — Он был так не похож на других в нашей семье, он был кротким идеалистом. Только мать принимала его таким, каким он был. Она думала, что у него есть талант к живописи. Она хотела, чтобы он учился этому, но отец возражал. — Квентин покачал головой. — Наш отец был непреклонным человеком. Может, это наследственное. Дяде тоже в свое время не разрешили посвятить себя искусству. Многие поколения Блейнов занимались исключительно бизнесом. — Он коротко рассмеялся. — Я был одним из типичных Блейнов, бизнесменом, продолжателем семейной традиции, осуждающим любое другое поведение. Боже, помоги мне. Я действительно думал тогда, что прав.

Эвелин хотела что-то сказать, но поняла, что словами тут не поможешь, и промолчала.

— Когда мать умерла, Талберту было всего девять. А мне уже двадцать. Она просила меня заботиться о брате и помочь ему найти общий язык с отцом. — Он помолчал. — Я старался. Я пытался учить его играть в бейсбол, учил, как понравиться женщинам, быть более настойчивым, то есть всему тому, что ценилось у Блейнов. Я заставил его отказаться от занятий живописью в пользу гольфа. Я так старался. Кто знал, что в один прекрасный день это обернется против меня? Но я должен, должен был это понять.

У Эвелин разрывалось сердце, она видела, как ему больно. Она вдруг вспомнила: «Может, это и будет похоже на корову, но это будет никудышная корова, черт ее подери. Ведь должна-то была быть звезда».

Квентин смотрел прямо перед собой.

— Я был дураком. Я не понял, что хотела сказать мне мать.

Эвелин отважилась спросить:

— Чего именно ты не понял?

— Она не просила меня изменить Талберта. Она просила защитить его, научить отца воспринимать его таким, какой он есть. — Его голос стал глухим от ненависти к себе. — А вместо этого я стал его врагом.

Эвелин в ужасе покачала головой.

— Не может быть, чтобы он так относился к тебе.

— Может. Когда умер отец, я не оставлял его в покое. Я заставил его пойти в школу бизнеса. Разумеется, его оттуда выгнали. И он как любой подросток начал возмущаться. Он начал пить, отказался работать в нашей компании. Днем он спал, а ночью рисовал и бродил по барам. Думаю, и на Конни он женился назло мне.

— Нет, — возразила Эвелин. — Он любил ее.

— Возможно. — Квентин почти не слышал ее. — Самым большим удовольствием для него стало спорить со мной. В тот вечер он попросил ключи от машины, которые я отобрал у него. — Лицо Квентина стало смертельно бледным. — Я не дал. Он немного выпил, к тому же шел дождь. Но он, разумеется, решил, что я ущемляю его. Ведь я был таким уверенным в своей правоте, так давил на него. Он пришел в ярость и наговорил мне кучу гадостей. Я в ответ тоже. — Голос Квентина упал до почти неразличимого шепота. — Я забыл, что у него был запасной ключ. — Его голос стал совсем безжизненным.

— Квентин, — полным слез голосом сказала Эвелин. — Ты не мог знать, что все так получится. Не мог.

— В этот день мы отвезли Конни в больницу, продолжал он. — Доктор сказал, что с ней все будет в порядке, но Талберт не находил себе места. Он хотел быть рядом с женой. Хотел защитить ее, поддержать…

— О Боже! — борясь со слезами, Эвелин взяла его за руку, словно пытаясь удержать от падения в пропасть горя и вины.

— И теперь я вижу один и тот же сон, — пустым голосом продолжал Квентин. — Я бегу за Талбертом по гравийной дорожке, чтобы остановить его, забрать у него ключи, умоляю остаться дома. Но дорожка никак не кончается, и я не могу его догнать. А он меня не слышит. — Квентин посмотрел на Эвелин невидящим взглядом. Его глаза застилала пелена горя. — Вот почему этот ребенок был так важен для меня. Я хотел получить еще один шанс. Хотел все исправить. Я даже хотел просить Конни позволить мне воспитывать его. Хотя бы временно. Я даже собрался жениться, купил кольцо для женщины, которая мне безразлична… Чтобы она помогла мне создать для ребенка счастливый дом.