Наваждение - Глория Даймонд

— Нет, — ответила она. Его тело было таким восхитительным. — Почему стыдиться? Это же… — Она запнулась, ища подходящее слово. — Это… чудесно.

— Но тебе же было стыдно, когда я трогал тебя у водопада, — проговорил он. — Ты стыдилась того, что хотела меня. — Его глаза закрылись, он словно вызывал воспоминания. — Тогда ты была прекрасна, — напряженно сказал он, и Эвелин почувствовала, как он дрогнул под ее рукой. Она понимала, что это значит — это напряженное, дрожащее, горячее тело желает удовлетворения, которое она ему может дать.

Нет, это нечто большее чем желание. Это необходимость. По тому напряжению, что чувствовалось под ее пальцами, Эвелин поняла, какой властью обладает над ним, и это привело ее в восторг.

Теперь она знает путь, подсказанный собственными желаниями и тем возбуждением, которое она испытала у водопада. Словно поняв это, Квентин убрал ее руку. Затем он застонал, словно дошел до последней точки накала.

— Перестать? — прошептала Эвелин, поражаясь, насколько ей не хочется останавливаться. Ее тело тоже напряглось, словно его удовольствие стало и ее удовольствием тоже.

Квентин глубоко и прерывисто вдохнул.

— Да, пока, — сказал он. — Думаю, теперь моя очередь. — И он протянул руки к поясу ее халата.

Квентин быстро справился с халатом, но, обнаружив под ним рубашку, он яростно заворчал от нетерпения. Затем, расстегнув пуговицы, медленно опустил бретельки с плеч Эвелин.

Когда ее одежда упала на пол рядом с его пижамой, он перевел дух.

— Ты невероятно красивая, — прерывистым голосом сказал он, пожирая Эвелин глазами. — Я мечтал об этой минуте, но и представить себе не мог, какая ты красивая.

Затем его руки повторили каждый изгиб ее тела с таким знанием дела, что Эвелин опасалась, что ноги не удержат ее.

Квентин, видимо, тоже понял это. Он снова поднял Эвелин на руки, и ее грудь на фоне его смуглой кожи казалась белоснежной. Сделав три шага к кровати, он опустил Эвелин на постель с такой нежностью, что она едва не разозлилась. Она не хотела нежности. Она хотела, чтобы Квентин взял ее так страстно, чтобы все закружилось вокруг.

— Люби меня, Квентин, — взмолилась она, протягивая к нему руки. — Прямо сейчас. Пожалуйста.

И, словно прочтя ее путаные мысли, Квентин сжал ее с такой страстью, о существовании которой она раньше и не подозревала. Его поцелуй был горячим и жадным, затем он осыпал поцелуями ее шею и грудь. Он целовал Эвелин до тех пор, пока она не начала извиваться, словно умоляя его коснуться ее везде одновременно.

Квентин прекрасно понял. Он знал, чего она хочет, и предугадывал малейшее желание. Каждый раз, когда она ждала от него чего-то, он давал ей в несколько раз больше. Его руки были жесткими, но не причиняли боли. Его рот стал настойчивее, пальцы требовательнее. Казалось, он понял, что Эвелин не хочет быть фарфоровой статуэткой, к которой нужно относиться с благоговейной осторожностью. Она хотела, чтобы ее захватила страсть, горячая и быстрая, как падающая звезда.

И Эвелин действительно была охвачена испепеляющей страстью. Вдруг ей подумалось: жаль, что Билли не знает, как изменился Квентин. Его руки теперь другие. Он понял, что Эвелин нужно дать возможность стать тем, чем ей было предназначено судьбой.

— Ты знал это, да? — Голос Эвелин прозвучал очень тонко, она задыхалась. Ей казалось, что Квентин сочтет ее слова лишенными смысла. — Ты знал, что это таится внутри меня. Это как с куском дерева.

Квентин продолжал целовать ее, поднимаясь от живота к груди, к шее, пока не накрыл ее своим сильным телом.

— Ты не дерево, любимая, — сказал он, целуя ее волосы и лоб. — Ты совсем не дерево.

— Нет, — согласилась Эвелин, мысли которой путались. Внизу ее живота что-то начало пульсировать, требуя проникновения. — Но… разве ты не понимаешь? Ты знал, какая я, еще раньше, когда я сама ничего не понимала. — Наверное, это похоже на бред. Эвелин чувствовала, что говорит бессвязно, но ей казалось важным, чтобы он услышал это. Может, тогда ему станет легче.

— Нет, не понимаю. Но это и неважно. Просто люби меня, дорогая. — Он дрожал в усилии сдержаться, но Эвелин, вместо того чтобы сжалиться над ним, чуть отстранилась, положив руки ему на бедра.

— Понимаешь, я всегда считала, что мне нужно быть сильной… но ты думал по-другому. — Она проигнорировала его возражения, но гораздо труднее было игнорировать его руку, которая легла ей между ног. — Ты понял, что мне предназначено стать звездой, раскаленной добела звездой, и добился этого.

К удивлению Эвелин, Квентин улыбнулся. И в это мгновение секундного замешательства — неужели она сказала что-то смешное? — он вошел в нее. Она вскрикнула, забыв обо всем, так как огонь, который чуть ослабел, вспыхнул с новой силой.

— Ты ошибаешься, Эвелин, — проговорил он, двигаясь нарочито медленно. Его движения были уверенными, их темп постепенно нарастал. — Я знаю, какой хочу тебя видеть, и такой я тебя и сделаю.

Волосы Эвелин разметались по подушке. Во власти этого гипнотического ритма разум отказывался повиноваться. Она пыталась удержать нить разговора…

Но было уже поздно. Его рывки становились все быстрее, до тех пор пока она окончательно не потеряла способность мыслить.

— Знаешь, какой ты будешь, Эвелин?

— Какой? — прошептала она, механически повторив вопрос. Она ведь уже стала горячей звездой. А звезды разве умеют плакать? Эвелин чувствовала, что по ее щекам текут слезы. Звезда, раскаленная и стремительно падающая. Она сжала неутомимо двигавшиеся плечи Квентина. — Ты…

Но закончить не смогла. Все вокруг закружилось в бешеном вихре, и она полетела куда-то, рассыпаясь на тысячу крошечных звездочек, сверкающих как бриллианты.

— Да, Квентин! — крикнула она. — Да!

Видимо, от искр этих звездочек вспыхнул и его огонь. Выдержка покинула его, ритм усилий стал неистовым, пока не окончился последним горячим взрывом.

Потом они лежали рядом, словно две угасающие звезды.

— Моей, — сонным голосом проговорил Квентин и обнял обессиленную Эвелин. — Ты будешь моей.

Эвелин не собиралась спать, ей не хотелось терять ни секунды этой райской ночи, первой и последней ночи с Квентином. Она решила дождаться, пока он заснет, а потом смотреть на него и прогонять терзавших его по ночам драконов.

Но, оказавшись в его объятиях, она лишь на секунду закрыла глаза, а в следующее мгновение уже услышала назойливое верещание будильника. Эвелин не сразу поняла, что происходит.

Она сонно потянулась к тумбочке, чтобы отключить звонок, и нажала на кнопку. Какой противный звук. Вот Джульетту разбудило пение соловья…

Эвелин вдруг все вспомнила и открыла глаза. Господи, неужели уже наступило завтра? В окно струился солнечный свет.

Но Ромео рядом не было.