Цунами - Николай Задорнов

Зрелые плоды лавровишневых деревьев, нападавшие в ветер и раздавленные сандалиями пешеходов, оставляли на глинисто-каменистой почве черные потеки, как от разлитой туши.

Улица поднялась на холм, и завиделась бухта. Скалы разбросаны не только по всему городу, но и по морю, словно по его поверхности бегут стаи черных собак.

Неподалеку от города, в стороне от скалистых островов и рифов одиноко стоял черный корабль посла Путятина, старого знакомца Кавадзи.

Саэмона на джо почтительно встретил губернатор города Симода. Он в парадном халате с гербами на груди. Второй губернатор Симода считался служившим здесь, но постоянно жил в столице.

Новое здание Управления Западных Приемов еще строилось, вкопанные столбы обносились красноватыми плахами дерева хиноки. Вокруг теснились дворики и крыши лачуг рыбаков, крестьян и торговцев.

Губернатор Симода принял гостя в старом управлении с соломенной крышей. На лакированном столике был подан зеленый чай – лучшее угощение и отрада уставшего путника.

Симода-бугё поздравил Кавадзи с прибытием. Все удивлялись, сказал он, что Саэмон но джо пришел так быстро.

Бугё даже растерялся и едва успел переодеться. Позавчера было получено письмо о выезде делегации послов бакуфу, вчера вечером пришел их секретарь Накамура Тамея, а сегодня в полдень прискакал конный мецке и доложил, что с гор спускается Саэмон но джо со своими самураями.

Кавадзи пришел пешком, он торопил своих спутников и, не сбавляя шага, поднимался на перевалы через высокие горы. В пути пот с лица его катился градом, а одежда на горном ветру становилась холодной как лед.

Симода-бугё стал докладывать, в каком положении находятся дела.

– Теперь мы вполне контролируем эбису, не то что было в Нагасаки, – не без язвительности заметил он. – Русские сидят на своем корабле в бухте, как в клетке. Только иногда ходят. При этом сильно дуют в трубы и поют. Едят сырую редьку. Иногда за городом они стреляют из ружей. На мысу, там, где пролив соединяет бухту с океаном, у них поставлен пост. Ночью и днем они следят, чтобы не пришли англичане. Очень ожидают нападения Стирлинга.[65] Ночью рыбаки ехали на лодке домой, и все очень удивлялись, когда видели, что на мысу горит костер и всю ночь эбису греются и не спят.

Все это было сказано довольно смело, словно бугё перечислял свои заслуги. Это означало, что бугё не может противодействовать Путятину, что эбису живут на берегу и ведут себя как дома.

Под вечер посланец бакуфу и его самураи, забрав с собой футоны для спанья и корзины с нужными вещами, отправились в храм, отведенный для ночлега.

Со ступенек и с террасы храма моря не видно, только слышно, как в песчаный берег рушится волна. Сад и храм, построенные на высоте, закрыты скалами от глаз пришельцев и от морских ветров. Русские не увидят движения на холме и во дворе храма. Кавадзи не намерен извещать их о своем прибытии. Сначала надо дождаться почтеннейшего старика Тсутсуя и остальных уполномоченных и составить с ними план действий.

Освеженный путешествием, Кавадзи искупался в ванне-кадке в деревянной бане во дворе храма. Квартира священника очищена для высокого гостя. Умелые руки навели порядок, поместили в почетном углу самурайский меч Кавадзи, повесили десятки его халатов и драгоценный парадный халат с белыми гербами, даренный своему верному бугё Верхним Господином.

На утренней заре Кавадзи ушел в глубь сада. Там под деревом кусуноки он пятьсот раз поднял и опустил с размаху тяжелый меч для гимнастических упражнений. За завтраком он не ел соленого и не пил вина. Его халат застегнут траурно, справа налево, как перед подвигом смерти.

Терраса храма окружена по бокам здания цветущими мелколистными магнолиями и ветвями с апельсинами. Под забором желтеющие вороха осенней листвы пальм и побелевшей травы и цветы красной камелии среди зеленых стекловидных листьев.

Здесь так тепло! Спалось сегодня крепко, все даже забыли про хибачи.[66] Не то что в северной холодной столице. Близко Эдо, а климат совсем другой.

Сад при храме так красив, что Кавадзи глубоко задумался. Он вспомнил свою жену и достал из-за пазухи свиток бумаги.

«Мне показалось, что сам блистательный принц Гэндзи приходил в этот сад со своей Югао», – написал он в письме к Сато.

У ворот послышался шум.

– Мне скорей надо встретиться с Саэмоном но джо, – доносился знакомый голос Накамура Тамея.

– Он еще занят, – отвечал один из самураев.

Кавадзи появился в дверях, и Накамура Тамея, почти вбежав, повалился перед ним на колени.

– Русский корабль очень большой! – рассказывал Накамура Тамея, сидя в храме. – На нем другой капитан. Много пушек. Путятин очень рад, что для переговоров прибудут Саэмон но джо и Хизен но ками.

– А где же переводчик Эйноскэ?

Мориама Эйноскэ неслышно проскользнул в храм и растянулся плашмя в почтительном поклоне.

– Гончаров не приехал. Он отправился в Петербург. С послом Путятиным прибыл капитан Посьет. Они просят, чтобы послы бакуфу первыми посетили их и пришли на корабль.

В Нагасаки было обещано Путятину, что если не удастся ему в скором времени вернуться из-за войны, а договор с Америкой будет подписан, то все права, которые получит Америка, будут впоследствии предоставлены России. Путятин, правда, недоволен остался. Перед отъездом из Нагасаки он вдруг заявил, что члены делегации со стороны Японии на этих переговорах не являются уполномоченными, так как не смеют ничего решать сами, а обо всем должны запрашивать Эдо. После этого заявления эскадра Путятина ушла. Но данные друг другу обещания, конечно, оставались в силе.

Путятин и Посьет – опасные противники. Они будут настаивать на своем, на исполнении обещания. А это опасно.

Но за своей спиной, в своем стане, опасностей для Кавадзи гораздо больше, чем в чужом. Смотреть приходилось не только вперед, но и назад.

Кавадзи гордится тем, что он – чиновник до мозга костей: дельный, это всеми признано, знающий положение в государстве, его финансы, торговлю, отношения между князьями, сыск и опасения правительства, морское дело и береговую охрану, полицейское и тюремное дело, княжеские и императорские войска и правительственную деятельность. Он изучил все это гораздо лучше тех, кто презирает чиновников и объявляет себя творцами будущей страны. Кавадзи знал не только эти дела, но и все козни, преступления и оплошности, с ними связанные, лучше тех, кто тайно восставал против этих недостатков и несправедливостей. Уходящий год – год небывалой путаницы в истории страны.

Саэмон но джо отлично помнил, как все началось с Путятиным, когда переговоры были возложены на него и Старика.