Спасенная горцем - Сабрина Йорк

И тут он что-то заметил краем глаза и повернул голову. Сердце его замерло.

Это Ханна! На огромном жеребце. Летит по полю. Волосы развеваются на ветру. Вцепившись в поводья, она низко пригнулась к шее коня. Сомнений нет: жеребец взбесился и несет ее непонятно куда.

Осознавая опасность, которая грозила его жене, Александр встрепенулся. Сердце забилось в груди с утроенной скоростью. На лбу выступили капли пота. Он немедленно изменил направление и погнал Уоллеса за ней. Если он сумеет поравняться с вороным, возможно, удастся стащить ее с седла, пока не произошло несчастье. Конечно, опасно сводить так близко двух огромных животных, не говоря уже о том, чтобы схватить Ханну, но нужно попытаться. Он должен ее спасти.

Александр гнал Уоллеса по неровной земле, забыв обо всем. Жеребец Ханны был резвым. Почти таким же резвым, как Уоллес, так что догнал он Ханну не сразу. А когда догнал, управляя Уоллесом одними коленями, Александр протянул руки и выхватил ее из седла.

Она визжала и брыкалась, что не упрощало маневра, но Александр держал ее крепко. Он усадил ее перед собой в седло, после чего натянул поводья и остановил Уоллеса.

Едва конь затормозил, Ханна вырвалась и выпрыгнула из седла. У Александра зашлось сердце, он испугался, что сейчас она упадет, но не тут-то было. Оказавшись на твердой поверхности, Ханна тут же набросилась на него:

– Что, черт побери, ты себе вообразил?! О чем только думаешь?! Ты мог убить меня.

Он молча уставился на нее. Даже рот открыл, но тут же закрыл.

Она сердится? Почему она сердится? Он только что спас ее от неминуемой смерти!

Теперь уже его охватил гнев. Александр еще не отошел от пережитого ужаса, и это все одновременно почти лишило его разума.

Он, в свою очередь, спешился и, подбоченившись, гневно воззрился на жену.

– Я? Нет, о чем думаешь ты, дьявол тебя побери?! – Он не хотел орать, но и сдерживаться уже не мог.

– Я думала о том, что поеду прокатиться.

– На этом… этом… этом…

Он ткнул пальцем в чудовищного зверя, который, освободившись от всадника, мирно шел шагом. И вдруг заметил, как конь оглянулся и злобно… именно злобно зыркнул на Ханну, после чего заржал и топнул копытом, поднимая в воздух большие куски торфа.

– Да. На этом.

Она повернулась к черному зверю и прищелкнула языком. Тот послушно порысил к ней. Она взяла поводья.

– Это моя лошадь.

У Александра отпала челюсть. Ханна такая крошечная, представить невозможно ее рядом с этим гигантом. Она просто с ним не справится.

– Ты не можешь… не можешь… не можешь…

Она не дала Александру закончить предложение, а он хотел сказать, что она, наверное, шутит.

– О, брось, Даннет!

Он сжался, когда она снова назвала его не по имени. Или, возможно, оттого, что ее голос так и сочился ядом.

– Даже не заикайся о том, что запрещаешь мне ездить на собственной лошади.

Он вовсе не собирался ничего запрещать, но идея была превосходной.

– И давай все выясним раз и навсегда, здесь и сейчас. Никто ничего не имеет право мне запрещать. Если я хочу ездить на Вельзевуле, я буду на нем ездить. Когда захочу.

– Ве… Ве… Вельзевул?

Ее коня зовут Вельзевул?!

Александр взглянул на зверя, который мотнул головой и уставился на Уоллеса с выражением, которое можно было определить, как злобу. Уоллес фыркнул и тряхнул гривой, на что Вельзевул показал зубы.

– Он… он опасен.

Так и было. Даже Александр дважды подумал бы, прежде чем сесть на этого зверя.

Ханна рассмеялась. Откинула голову и рассмеялась. И хотя звук был мелодичным, по спине Александра прошел озноб.

– Ничего подобного. – Она обняла животное и почесала ему нос. – Он кусается, только когда раздражен.

Проклятье!

– Ханна, я не могу позволить тебе…

Она снова не дала ему закончить. Вскинула подбородок и надвинулась на него. Александра снова поразила ее красота. Губы сжаты, глаза сияют устрашающим светом, руки сжаты в кулаки.

– Ты не можешь позволить мне? Или не слышал, что я только что сказала?

Александр нахмурился:

– Я не могу позволить тебе рисковать своей жизнью. Не вынесу, если ты покалечишься.

Последнее было сказано тихо и каким-то образом рассеяло ее гнев и коснулось сердца. Выражение ее лица мгновенно смягчилось. Губы Ханны дрогнули в подобии улыбки. Несколько секунд она смотрела на Александра, и у него сложилось неприятное впечатление, что она обдумывает стратегию атаки. Наконец она положила руку ему на грудь и попыталась уговорить:

– Александр, уверяю, я в абсолютной безопасности. Он настоящий ягненок.

В этот момент зверюга вытянул морду и укусил Уоллеса за круп. Бедняга взвился в воздух и отскочил, послав врагу обвиняющий взгляд.

– Вернее, со мной он настоящий ягненок, – пояснила она, скрыв улыбку.

– Он… такой большой.

– Я растила его с тех пор, когда он был крошечным жеребенком. Я единственная, кто может ездить на нем. А теперь скажи… – Она придвинулась еще ближе к Александру, взяла за руку и уставилась широко раскрытыми глазами. – Какой будет наша супружеская жизнь? Ты намерен постоянно рявкать на меня, отдавая приказы?

– Я не рявкаю! – рявкнул он.

Она проигнорировала его реплику.

– Или мы будем работать вместе? Как одна команда?

Эта идея ему понравилась. Он кивнул и проворчал нечто утвердительное. Им никогда не манипулировали раньше, и он не был уверен, что ему это нравится. Хотя он не возражал против манипуляций, когда она смотрела на него так.

– И если я сама выберу лошадь, ты не будешь вмешиваться и стаскивать меня с седла каждый раз во время прогулки?

– А ты обещаешь брать с собой эскорт?

Она нахмурилась, изучая лицо Александра. Он был уверен, что оно выражает решительность и твердость, но должно быть, ошибался, потому что Ханна кивнула и сказала:

– Конечно. Если мне захочется.

Он открыл рот, чтобы возразить, но она приподнялась на носочки, чмокнула его в подбородок, и все аргументы вылетели у него из головы.

– И спасибо за попытку спасти мою жизнь, – добавила она, погладив его по руке. – Это было так мило.

Мило?!

Это был худший момент его жизни. Он не знал, оправится ли когда-нибудь.

Но Александру стало еще хуже, потому что он понял: хотя они женаты совсем недолго, Ханна каким-то образом прокралась в его сердце. Она стала необходима ему. И если с ней что-то случится, если он когда-нибудь ее потеряет, всю оставшуюся жизнь он будет безутешен.