Дары ненависти - Яна Горшкова

Но едва лорд Конри убедился, что повелитель действительно ушел, как он тотчас же развил бурную деятельность. На Грэйн буквально вывалился целый ворох информации в комплекте с модными имперскими тряпками. Одновременно и запоминать, и постоянно переодеваться – притом быстро! – оказалось не так уж просто, так что процесс полностью захватил девушку. Настолько, что об отсутствии в кабинете лорда-секретаря ширмы она вспомнила, через голову стягивая уже третье по счету платье, больше похожее на полупрозрачную сорочку. И не смутилась практически. Право же, было совсем не до того, к тому же… в нарядах от лучших саннивских белошвеек Грэйн чувствовала себя не более одетой, чем без них. Тонкий муслин совершенно ничего не скрывал, в том числе и клейма посвященной Локки на плече. Волчья голова, охваченная пламенем (за что злые конфедератские языки и прозывали офицеров армии Ролэнси «горячими головами», а не менее злые имперские – еще и похуже), настолько откровенно просвечивала сквозь паутинные лоскутки ткани, что Конри разочарованно фыркнул и избавил Грэйн от продолжения пытки, заключив, что проще слегка изменить «легенду», чем пытаться сделать из суровой северной волчицы даму имперского полусвета. На самом-то деле, как потом поняла девушка, изображать в Санниве куртизанку ей и не пришлось бы – слишком уж глупо выглядела бы такая попытка для посвященной Локки с несмываемым клеймом на плече и повадками, от которых за десяток лайгов так и разило ролфийской казармой. Тут уж каким нарядом ни прикрывай откровенно волчий норов, а он все равно проглянет. Остриженные в соответствии с уставом волосы – даже распущенная, коса Грэйн, сообразно ее рангу, должна была доходить лишь до лопаток – широкие плечи, а в особенности руки, точнее сказать, пальцы с коротко подстриженными ногтями, сбитыми костяшками и въевшимся в кожу пороховым дымом и ружейным маслом… девушка и сама не замечала раньше, насколько далеко ушла она от юной воспитанницы пансиона за эти годы. Отрочество в рыбацком предместье тоже ведь даром не прошло. Когда-то сломанный в жестокой драке палец, оказывается, криво сросся, а на обветренной коже резкой скулы белел короткий, но отчетливый шрам. Оглядывая Грэйн так и сяк, лорд Конри морщил нос одновременно уважительно и сочувственно. Но вердикт в итоге был таков: «легендой» Грэйн станет история провинциалки из разорившегося ролфийского семейства, решившей попытать счастья в столице в роли компаньонки или сиделки. В таком качестве эрна Кэдвен будет избавлена от необходимости рисковать здоровьем в неприличных модных нарядах на весенних сквозняках; скромное темное платье, каких уже лет пять не носят, никого не удивит.

Впрочем, покрой такого наряда оказался на удивление полезным – под складками балахона с завышенной талией отлично укрылась пара пистолетов и даже традиционный кинжал ролфи – скейн, без которого любое дитя Морайг буквально чувствует себя голым. Меньший его близнец – скейн-даг – пристроился за подвязкой чулка, как раз там, где ему самое место. А уж пользоваться этими продуктами ролфийской изворотливости времен запрета на оружие Грэйн умела, равно как и любая островитянка. Вилдайр Эмрис считал, что женщина-ролфи всегда должна иметь при себе оружие для перерезания горла недобитому врагу. Другое дело, что обычно островитянки носили декоративный вариант скейн-дага – всего лишь как деталь традиционного костюма и даже с некоторым кокетством, но к ножам эрны Кэдвен это не относилось. В итоге всех приготовлений пальто Грэйн изрядно потяжелело и разве что колом не стояло от вшитых в подкладку бумаг, золота в потайных карманах, векселей имперского банка и еще множества других, весьма важных шпионских мелочей. Все предусмотреть, конечно, невозможно, и уж тем более немыслимо таскать при себе компрометирующие бумаги, так что явки и пароли, равно как и маршруты подходов и отходов, Грэйн зазубрила наизусть. Армейский опыт пришелся кстати – после нескольких часов интенсивной зубрежки Грэйн казалось, что она с закрытыми глазами и с пробитой головой сможет сориентироваться в империи по одному только нюху. А ведь нужно было еще изучить и руны, теперь, при перемене статуса, наполнившиеся силой… И те заклинания-плетения из вовсе не знакомых ей знаков, которые лично начертал для нее Священный Князь.

В общем, при такой нагрузке голова у Грэйн шла кругом, а потому сомневаться и раздумывать ей было просто некогда. Зато теперь, сидя на причале в ожидании лодки, она получила такую возможность. И результаты этих раздумий были весьма неутешительны. Критично оценив собственную персону, девушка пришла к вполне логичному выводу – самое большее, на что она годна, так это на роль приманки. Или, как вариант, отвлекающего маневра. Вся романтичная история с похищением имперской графини, безусловно, очень польстила бы Грэйн, если бы у нее все еще сохранялись хоть какие-то сомнения на свой счет. Однако… не видать ей Чертогов, если после службы в Логгэнси и впрямь могут остаться какие-то иллюзии! А уж этот проклятый «подвиг»! На самом-то деле весь «подвиг» Грэйн заключался в том, что в момент, когда неопознанная банда налетчиков (осмотрев трупы, майор Фрэнген определил их потом как конфедератов, но отчаянно скучавшие обитатели форта настолько увлеклись уничтожением врага, что ни одного бандита в живых не оставили и допрашивать было некого) проникла на склад, где дежурила старший сержант вспомогательных войск ир-Марен, девушка сумела спрятаться, а потом выскользнуть наружу, запереть ворота и поднять тревогу. Любая из товарок Грэйн на ее месте сумела бы сделать то же самое, так что никакого особенного героизма в ее поступке не было. А значит, ее просто разыгрывают «втемную» и без колебаний пожертвуют такой мелочью. Но, с другой стороны, если остается хоть крохотный шанс на успех… Ведь и награда невообразимо высока! Бумаги на передачу Грэйн имения Кэдвен лорд Конри и впрямь составил тотчас же, но кроме земли она умудрилась выторговать еще и пожизненное содержание и государственного опекуна для матери. Такая щедрость была не просто подозрительна, она прямо-таки кричала о том, что ни князь, ни Конри не ждут победного возвращения своей посланницы. Но – проклятье! – разве это не может быть еще одним поводом вернуться?! Отчаиваться и пускать пулю в лоб пока рановато. Уж что-что, а это Грэйн всегда успеет.

Вода плеснула в темноте, почти лизнув ноги Грэйн. Свет потайного фонаря отразился в черных волнах залива Мэрддин. Лодка пришла, а значит, раздумывать больше не о чем. Пора приниматься за дело.

Дом в Санниве был свадебным подарком Бранда Никэйна своей юной супруге, единственным из его недвижимости, причитавшейся ей по брачному договору. Здесь царили покой, величественность и упорядоченность, столь любезные Брандову сердцу. Суровые светлые поверхности, оттеняемые резкими линиями диллайнских орнаментов, благородная бронза и выбеленный паркет, классические драпировки и колонны. Каждый раз, возвращаясь сюда, Джона испытывала непреодолимое желание взбежать по лестнице, как это бывало прежде, и крикнуть: «Бранд, ну где же ты?»

Так котенок, потерявший в одночасье такого же хвостатого товарища по играм, выскакивает на середину комнаты, ожидая, что вот-вот начнется новая шалость. Не начнется.

В дороге, как водится, приключилась с леди Янамари легкая простуда, в основном от сырости и сквозняков, вольготно гуляющих даже в самых дорогих гостиничных номерах, где цену берут ломовую, а дрова в камине всегда сырые. А потому по прибытии вместо скорбных воспоминаний мысли Джоны были заняты только мечтами о горячем молоке с медом, шерстяных носках и теплой постели в обнимку с грелкой.