Брусника - Катя Верба

Накануне отъезда, у нас все-таки состоялся разговор с Михаилом. На нашем месте, за хлевами, он сказал мне, что такой красавицы, как я, он в жизни не видал, и что полюбил меня по-настоящему, всем сердцем. Я слушала молча, но сердце мое бешено колотилось в груди, и я верила в каждое его слово. Когда любишь, невозможно не верить. Я до сих пор думаю, что он тогда говорил правду. Храню каждое его слово в памяти. Взгляд из-под светлых ресниц, ощущение горячих, влажных губ на шее, слабый запах сена и навоза. Как будто это было вчера.

Он пообещал мне, что поговорит с Любой и ее семьей, постарается все уладить мирно, а потом приедет за мной. Мы целовались так долго, что на следующий день у меня болели губы. Я ехала домой счастливейшей девушкой. Ощущала себя уже почти невестой. Но Михаил не приехал ни через неделю, ни через месяц…»

Надя с трудом оторвалась от тетради и долго смотрела в окно. Те картинки, которые перед ней сейчас открывались, были бесценными моментами прошлого, историей ее семьи. Почему бабушка их скрывала, почему не рассказывала ей ничего, когда была жива? Если бы она не нашла тетрадь, то никогда бы ничего не узнала. Часто самые сокровенные семейные тайны умирают вместе с людьми, которые их хранят.

Она сходила в дом, везде была темнота. Александра и Алена уже спали. Тихонько, чтобы не разбудить их, Надя прошла на кухню и поставила чайник на плиту. Налив горячего чая с мятой в термос, она вернулась в избушку и снова села за стол. Ночь была тихая, облачная. Собирался дождь, свинцово-черные тучи висели совсем низко над землей. Надя завернулась в материнскую шаль и продолжила чтение, желая поскорее узнать все бабушкины тайны.

«Я плакала, днями напролет смотрела в окна, ждала его день за днем. Молодые парни обращали на меня внимание, двое приходили свататься, но я и смотреть не хотела в их сторону. Отец ругался на меня за то, что я сижу на его шее. Что пора мне уже вить свое «гнездо». Но я была непреклонна. Я знала, что он приедет.

Через год Михаил появился на нашем пороге: голубые глаза его загорелись, когда он увидел меня. Он понял, что я жду его и люблю всем сердцем. Я заплакала, увидев, какой бледный и худой он приехал. Оказалось, что не так просто прошел для него этот год.

Он рассказал мне, что с Любой вышла крайне неприятная история, когда он сказал, что не женится на ней. После этого она чуть не погибла — хотела повеситься, но родители вовремя подоспели, не дали свести счеты с жизнью, вынули из петли. Михаил решил повременить с отъездом, но дал всем понять, что на Любе он все равно не женится. Девушка страдала, ходила за ним по пятам с безумным видом, твердила ему, что, все равно, он будет ее мужем и больше ничьим. Ничто не остановит того, кто побывал на грани жизни и смерти.

Родители сначала упрашивали опомниться и жениться, потом стали угрожать. Михаил стал находить у себя под подушкой и на одежде странные предметы: булавки, восковые свечи, куриные лапы. Он понял, что Люба совсем спятила, если ходит колдовать на него к местной ведьмачке. Когда не стало сил больше ждать, что Люба опомнится, и терпеть все ее выходки, он взял свои небольшие сбережения и, не спросив родительского благословения, тайно уехал в Андреевку.

Мой отец дал согласие на нашу свадьбу, мы расписались и стали строить дом. Почти все в нем Михаил сделал своими руками. Можно сказать, что он построил нашу жизнь. В этом домике, где сейчас живете вы с матерью, прошли мои самые радостные дни. Я была очень счастлива с ним. Чего уж тут скрывать, твой дед был восхитительным любовником и потрясающим человеком: честным, справедливым, заботливым.

Его страсть ко мне была самым ярким воспоминанием моей жизни. Деревенские девушки с завистью смотрели на меня, когда он во время сенокоса, не стесняясь, обнимал меня за талию и прижимал к своей широкой груди. Так вести себя было не принято, нас осуждали, но мы любили друг друга, и нам было наплевать на чужое мнение.

Наше сумасшедшее, страстное счастье продолжалось около года, а потом я забеременела. Этот первый плод любви чуть не стоил мне жизни: первые три месяца я не вставала с постели из-за мучившего меня страшного токсикоза. Я совсем не могла есть. Казалось, я умру от этой постоянной непрекращающейся рвоты.

На четвертом месяце у меня внезапно открылось сильное кровотечение. Фельдшера на месте не было, больница была только в соседней деревне, я бы не доехала туда живой. Михаил рвал на себе волосы, и я сказала ему, что только один человек сможет мне помочь — бабка Агафья. От нашего дома до леса было рукой подать, но это был самый тяжелый путь в моей жизни. Как мы шли по лесу — этого я почти не помню, как показывала дорогу в полуобморочном состоянии — тоже.

Очнулась я в хижине у Агафьи. Около меня сидел бледный, осунувшийся Михаил. Он мне сказал на ухо, что старуха не в своем уме, но она меня вытащила с того света. Оказывается, я не приходила в себя трое суток, чуть не погибла от потери крови. Все это время Агафья, которая уже с трудом ходила, без сна и отдыха читала надо мной свои молитвы и отпаивала травяными настоями. Ребенка я потеряла. И единственное чувство, которое было в моей душе тогда — это облегчение. Впервые за три месяца я не ощущала тошноты и мне страшно хотелось есть.

Еще две недели я прожила у Агафьи в лесу. Михаил оставил меня, он не мог бросить свою работу надолго, нам надо было на что-то жить. Агафья тогда сказала, что она ясно видит на мне страшное проклятие, наложенное с помощью сильного «темного» обряда. Смертельного обряда. Прокляла меня, по словам Агафьи, женщина. И не только меня, а весь мой род.

— Я вижу темноту, которая поглощает тебя день за днем, — сказала она.

Я сильно испугалась и сразу вспомнила о Любе. Не она ли причастна к этому? Впоследствии догадка моя подтвердилась. Увы, обиженная женщина способна на все.

Вскоре я пришла домой, занялась запущенным хозяйством. Наша жизнь с Михаилом вернулась в прежнее русло, мы старались забыть о пережитом кошмаре. О проклятии я не сказала ему ни слова, не хотела пугать. Наверное, я уже тогда знала, что наше счастье скоро закончится.

На какое-то время мы снова стали беззаботными влюбленными. До тех пор, пока я снова не забеременела. В этот раз все протекало еще тяжелее. Каждый день напоминал кошмар. Промучившись несколько месяцев дома, я сказала Михаилу, что больше не могу. Я чувствовала, что не выживу. Он отвез меня в районную больницу, на руках занес в кабинет врача, потому что от слабости меня не держали ноги. Там я и провела оставшиеся месяцы беременности, не вставая с узкой койки. Каким-то чудом ребенка я доносила, несмотря на то, что была похожа на живой скелет, обтянутый кожей. Твоя мама родилась здоровой и красивой девочкой. Даже врачи удивились этому.

Семейное счастье снова было недолгим. Как и все хорошее в жизни. Как-то я вышла из дома накормить кур и увидела около нашего забора женщину. Это было Люба. На ее голове был повязан черный платок. Прямая, высокая фигура в черном с мертвенно-бледным лицом. Как сама смерть. Она не забыла Михаила и по-прежнему ненавидела меня. Она словно помешалась на своей идее разлучить нас и во что бы то ни стало завладеть им.