Ее я - Реза Амир-Хани

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 104
Перейти на страницу:

Второй рабочий, Махмуд, быстро взглянул на первого и сказал:

– Довольствуйся малым!

Мешхеди Рахман кивнул:

– Правильно, Махмуд: непритязательность.

У Али голова немного кружилась. Он не понимал, почему они так немногословны. А Мешхеди Рахман снова поднял глаза к небу, и стал смотреть куда-то вверх, шевелил губами, не произнося ни слова. А потом, указав на Махмуда, сказал:

– Очень немногословные! Экономные!

Затем Рахман взял Али за руку и повел туда, где рыли тоннели для добычи глины. Это был серповидный котлован, в котором шесть рабочих-исфаганцев тесаками и заступами пробивали подземные штольни. Фабрика Хадж-Фаттаха стояла на пригодной для кирпичного сырья земле, хотя на поверхность глина не выходила. Зато и уровень воды здесь был низок – на десять метров в глубину, а остальное пространство составляла кирпичная глина. Пробиваемый коридор был три-четыре метра в ширину и метров на семь-восемь уходил вглубь земли. Вниз спускались мулы, и торбы на их боках нагружались глиной. В потемках штольни Али чувствовал себя неуверенно, к тому же пыльный воздух был удушающим. Здесь он никогда бы не смог работать, как эти исфаганцы. Али расчихался, но рабочие напряженно трудились, не обращая на него внимания, только один из них, старше других по виду, сидел на кирпичах. Мешхеди Рахман обратился к этому старику с длинными, с проседью, волосами, а Али подумал, что он по крайней мере мог бы здесь сидеть так же, как этот работник. А потом спросил у Мешхеди Рахмана, в чем задача этого старика и почему он не работает наравне с другими.

– Зовут его Абдель-Фазул-надсмоторщик, – ответил Рахман. – Очень знающий человек! У него ухо острое. И поэтому он больше любого из этих работников получает…

– За то, что сидит развалясь?!

– Нет! За свои чуткие уши. Работа Абдель-Фазула в том, чтобы с утра до вечера сидеть до тех пор… пока не услышит первое шуршание. Это значит, что сейчас штольня обвалится на головы рабочих. Он оповещает этих шестерых, и они выскакивают наружу… А потом начинают новую штольню.

Али внимательно вгляделся в Абдель-Фазула, который вовсю дымил курительной трубочкой. Не столько волосы с проседью, сколько войлочная шляпа скрывала его уши, и Али подумал, что хорошо бы, если бы он эту шляпу снял. И тот словно прочел его мысли и снял шляпу, но уши его вовсе не были большими, может быть, даже меньше обычных. И Абдель-Фазул, с довольным видом выпустив струйкой дым, сказал Али:

– Слушают не только ушами. Слушает все: глаза, уши, голова, рот, руки и ноги…

Мешхеди Рахман быстро-быстро кивал, повторяя:

– Вот, правильно! Правильно.

Али был сбит с толку. Ему не хотелось оставаться здесь дольше и говорить с Абдель-Фазулом, но тот продолжал рассказывать:

– Глаза, руки, лопата, заступ, голова, знания… Всем, всем этим надо слушать. Прислушиваться надобно. Всякая вещь говорит что-то, но не всякую ухом расслышишь. Например, сегодня хозяин хотел сказать своим молчанием: «оставьте меня в покое», или ты хочешь сказать сейчас «пойдем отсюда» – той рукой, которой ты схватил руку Мешхеди Рахмана…

Али еще больше запутался и сказал сам себе: «Если бы я был взрослым и имел сильные мышцы, я мог бы наравне с Масудом и Махмудом крутить колодезный ворот или нагружать носилки и мулов, чтобы вытаскивать отсюда глину, но вот сидеть на месте этого Абдель-Фазула я точно не смог бы!» И он, таща за руку Мешхеди Рахмана, вышел из галереи наружу. И зажмурил глаза от дневного света, не сразу привык к нему. Вон колодец, вон арык, вон двое рабочих-курдов трудятся без остановки, как маятник или как механизм часов. Вон, вдалеке, здание конторы и караван-сарай. Мешхеди Рахман молвил, похлопав Али по плечу:

– Вот, правильно! Насмотрелся, молодой хозяин? Везде тут уши Абдель-Фазула. Из тьмы мы вышли на свет. И теперь ты открыл глаза и видишь, что происходит на фабрике «Райская». Но ты еще всего не видел, пойдем-ка посмотрим, как кирпичи формуют.

И вот они пошли следом за одним из мулов, которого внизу, в штольне, нагрузили глиной для кирпичей. Мулы сами знали дорогу и, без погонщика выйдя из штольни, плелись затем вдоль арыка к формовщикам. Сегодня работало всего три-четыре бригады, ведь начиналась осень, солнце слабело, и вообще близилось время, когда сушку кирпичей на воздухе прекратят. Сухую кирпичную глину с мулов сваливали возле арыка, в середине кучи делали углубление и заливали в него воду. Сначала дробили комья и размешивали лопатами, потом парнишки возраста Али забирались в эту мокрую глину и начинали месить ее ногами. Работали они по многу часов, пока глина хорошенько не размягчится, потом другие рабочие доставляли готовый раствор на формовку – носилками или тачками. Их так и называли – тачечники. Формовщики набивали этой массой двусторонние формы, срезая сверху лишнее проволокой, и выставляли кирпич для сушки на солнце. Затем высохшие заготовки штабелями укладывали на складе для обжига в зимнее, бессолнечное время. Этим делом занимались так называемые обжигальщики или горновые. Печь работала, не затухая, по нескольку дней, и задачей тех, кто трудился возле нее, было, помимо прочего, переворачивать обжигаемые кирпичи. После обжига кирпич еще остывал тридцать-сорок дней. Обо всем этом и поведал Али Мешхеди Рахман… Сильно пыхтя своей трубкой, он говорил, поглядывая на Али и поглаживая свою бороду:

– Вот так же точно и твоему отцу я показывал фабрику. Все ходы и закоулки работы нашей… Да хранит его Аллах… Когда же он вернется? К началу осени обычно уж возвращается… В те годы ему было столько, сколько тебе сейчас, юный хозяин… А те курды, которые колодезь крутят, они тогда глину ногами месили. Вон как те парнишки…

Али присмотрелся к двум мальчишкам, своим ровесникам. Широкие штаны их были закатаны, открывая ноги, они прыгали в такт и весело распевали:

– Глинатур, глинатур. Глинатур, глинатур.

Али не понимал этих слов, но подходить ближе не хотелось, наоборот, он подальше отступил, чтобы глиняные брызги одежду не запачкали. А мальчишки друг другу на него указывали и о чем-то негромко перемолвились, раза три-четыре даже засмеялись. О чем они говорили, непонятно было, но ничего обидного Али не почувствовал. Он даже сам рассмеялся. И парнишки от смеха Али еще сильнее засмеялись, и вот уже довольно много народу собралось вокруг глиняной кучи, и все стояли и посмеивались. Смех Мешхеди Рахмана напоминал кальянное бульканье. Не прекращая смеяться, он указал на одного дюжего работника:

– Вот, правильно, Немат! Ни жара тебя, ни холод не берут? Подойди-ка сюда, богатырь! Возьми лопату, да для молодого хозяина…

Потом, повернувшись к Али, рассказал:

– Это Немат, наездник быков. Однажды в Верамине бык взбесился. А Немат сидит в кофейне и видит, что народ удирает сломя голову. Бык одичавший, взбесившийся, рогами и копытами все крушит. Но посмотрите-ка на Немата, он спокойно допивает чай, встает, разбегается и запрыгивает быку на спину. Берет его за рога двумя руками и своей тяжестью так его давит, что бык как ни рыпался, а в конце концов упал на землю. Вот с тех пор и называют его – Немат, наездник быков. Очень экономно!

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 104
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?