Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев

Человек ловкий и изобретательный, Извольский и из Копенгагена укреплял русско-французский союз как только мог. В том числе и такими – по тем временам новыми – методами, как организация в Париже выступлений балетной антрепризы Сергея Дягилева.

Извольский сыграл в истории русской дипломатии отнюдь не положительную роль и подготовке мировой войны он, конечно, поспособствовал. Был он сторонником сближения не только с Францией, но и с Англией.

О русско-английских переговорах ходило много разных слухов, а обстановка секретности вокруг них нервировала как германских политиков, так и широкую народную массу в Германии. Что ж, такая реакция была вполне понятной. Тем более что по окончании переговоров в европейской прессе широко заявлялось, что Россия, мол, даже в случае победоносной для себя войны с Англией не смогла бы получить такого «подарка», который она получила без войны.

Что ж, «подарок» был ещё «тот»! Лишь глупцы и откровенные, нанятые Лондоном, газетные клакеры могли заявлять, что Англия что-то или в чём-то способна уступить России в интересах России, так что и на этот раз Англия ничего не уступила, ничем Россию не подарила…

Зато получила ряд фактических уступок от Санкт-Петербурга.

Во-первых, Англия добилась отказа от активной политики России по отношению к Афганистану. Афганцы традиционно ненавидели англичан и, что существенно, успешно им сопротивлялись. Также традиционно Афганистан неплохо относился к России, которая не могла и не хотела его завоёвывать, зато могла с ним экономически сотрудничать, а в перспективе и политически поддержать. Российская подпись под конвенцией с Англией лишила нас такой вполне разумной перспективы.

Советский академик В. М. Хвостов считал, правда, что конвенция и Англии не позволяла «аннексировать Афганистан, ликвидировав его как государство». Однако на деле этого не позволяла Англии самоотверженная борьба афганского народа, не склонявшего головы и не складывавшего оружия, владеть которым афганцы умели.

Ну а то, что Петербург и Лондон взаимно обязывались совершенно отказаться от действий в Тибете, вплоть до отказа от посылки туда даже научных экспедиций, могло бы выглядеть неудачной шуткой, если бы эта «шутка» не существовала в виде межгосударственного соглашения. Русским, даже к началу XXI века толком не освоившим Сибирь, «преграждали» путь в Тибет, куда с трудом добирались небольшие экспедиции Пржевальского, Роборовского, Козлова, да ещё художники Верещагин и Рерих.

Самым же «весомым» результатом вдруг возникшего «благорасположения» Британии к России стало соглашение о разделе сфер влияния в Персии (Иране). Академик Тарле удивлялся «великодушию» и даже «простоватости» англичан за то, что «Англия отдавала (? – С. К.) России северную, самую богатую часть Персии, брала себе меньшую и худшую южную часть и этим самым давала России возможность занять очень твёрдую стратегическую позицию для дальнейшего движения на юг, к Персидскому заливу, в случае если бы отношения с Англией когда-либо впоследствии испортились».

Тарле не иронизировал, и зря. Ведь таким «щедрым» жестом России предлагалось вместо ненужных ей и провальных авантюр на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее, ввязываться в новые непосильные и провальные авантюры теперь уже на Ближнем Востоке.

Какая там «твёрдая стратегическая позиция»! Непрочный камень, стоя на котором рискуешь свалиться и свернуть себе шею.

Какое там «движение к заливу»! Не к заливу, а в болото заводило нас любое движение вовне, а не вовнутрь наших естественных геополитических рубежей, пролегавших не далее чем по южному – южному для России и северному для Персии – краю Каспийского моря.

Так что «подарочек» был нам от бриттов, что называется, с изъянцем… И с двойным дном. В целом же переговоры и их итоги были рассчитаны, во-первых, на окончательное пристёгивание России к Антанте, к лондонской и парижской биржам. Второй целью англо-русских соглашений было поощрение дальнейшего раздора русских с немцами. Замечу, к слову, что к заключению этих соглашений приложил свою руку (так и хочется написать вместо «руку» – «копыто») британский министр иностранных дел Грей, о котором в своём месте будет сказано подробнее.

Россию раззадоривали немецкими планами постройки Багдадской железной дороги: мол, немцы угрожают будущему русскому владычеству в Северной Персии. То, что такая дорога была бы удобным путём для азиатского русского экспорта, как-то «забывалось».

Что же до будущего «владычества» в Персии, то о нём можно было говорить разве что спьяну… С одной стороны, на это не было сил. С другой стороны, в этом не было необходимости. Вобрав в себя почти всё Каспийское море, Россия в этом регионе вышла на свои естественные границы, и дальнейшее продвижение на юг было бы геополитической глупостью.

Ленин, между прочим, оценил англо-русское соглашение 1907 года верно: готовятся к войне с Германией. Но и противоположный фланг умных русских политиков смотрел на ситуацию так же. Пётр Николаевич Дурново (о нём мы ещё вспомним) справедливо полагал, что всякая российская политика, дружественная Англии, тем самым враждебна Германии, а ссориться с Германией и особенно воевать с ней Россия не может. Точнее, может, но без успеха для себя. Да и незачем это России, потому что никакого непримиримого столкновения интересов у России и Германии нет.

И вот над этим мнением Дурново Тарле слегка поиздевался. Немцам же после опубликования англо-русских конвенций было не до иронии. Они не без оснований публично заявляли: «Рейх в опасности! Англия завершила политическое окружение Германии».

Ещё до обмена Извольского и сэра Артура подписями, с 3 по 6 августа 1907 года, прошло первое после Бьорке свидание Вильгельма и Николая, на этот раз в Свинемюнде. Атмосфера его была тоже, так сказать, «морской» – «штормовой» и ненадёжной.

Извольский, сопровождавший царя, попытался подсунуть немцам так называемый Балтийский протокол с пунктом об «устранении Англии с Балтики». Чудны дела Твои, Господи! Но дела Сатаны – ещё чуднее… Англофил Извольский вдруг выказывал (перед немцами) явную враждебность к Англии.

С чего бы это?

Немцы (в Свинемюнде с кайзером был фон Бюлов) рассудили верно: Извольский хочет их спровоцировать, а потом показать «недружественный» текст с немецкой подписью англичанам. В итоге Берлин принял проект Протокола, вычеркнув из него всё антианглийское. Но в любом случае этот Протокол заранее оказывался пустой бумажкой, потому что подлинно деловой и взаимно лояльный дух уходил из российско-германских отношений как таковых…

В наступившем Боснийском кризисе 1908—09 годов, к которому фон Гольштейн успел приложить слабеющую, но указывающую в нужном (к войне!) направлении руку, Россию вновь ловко пристегнули к проблемам балканских славян.

Германия в 1909 году дважды предлагала Англии урегулировать их военно-морские проблемы, однако Англия от этого уклонилась, зато британское правительство решило строить по два новых дредноута на каждый новый германский – я ещё об этом скажу.

Затем произошла ещё одна проба европейских сил – в Марокко.