Метро 2034 - Дмитрий Глуховский

Но в большом метро их никто не ждал, а взломать гермозатворбыло не под силу ни одному человеку. Обритый обследовал створку, пытаясь найтислабое место или секретный замок, но Саша знала: с этой стороны никаких замковнет. Дверь открывается только наружу.

— Будете здесь. Я на разведку. Проверю затворы во второмтуннеле, поищу вентиляционные шахты, — пролаял он; помолчал и зачем-то добавил:— Я вернусь.

Сказал и исчез. Старик подобрал валявшиеся вокруг ветки идоски, запалил тщедушный костерок. Уселся прямо на шпалы, запустил руки взаплечный мешок и принялся перерывать свое имущество. Саша опустилась рядом сним, притаившись, наблюдая. Старик разыгрывал странный спектакль — то ли длянее, то ли для себя самого. Выудив из рюкзака потрепанную и перепачканнуютетрадку, он бросил опасливый взгляд на Сашу, бочком отодвинулся от нееподальше и сгорбился над бумагой. Тут же вскочил с подозрительной для своих летпрытью — проверить, действительно ли обритый ушел. Неуклюже прокрался с десятокшагов к выходу из туннеля, никого там не обнаружил и решил, что этих мерпредосторожности будет довольно. Прислонился спиной к воротам, загородился отСаши мешком и с головой погрузился в чтение.

Читал он беспокойно: что-то невнятно гундосил, потом снялперчатки, достал флягу с водой и стал зачем-то сбрызгивать свою тетрадь водой.Почитал еще немного и вдруг принялся тереть руки о штанины, досадливо хлопнулсебя по лбу ладонью, зачем-то потрогал противогаз и снова кинулся читать.Заразившись его волнением, Саша отвлеклась от своих раздумий и подобраласьпоближе; старик был слишком захвачен, чтобы заметить ее маневры.

Его блеклые зеленые глаза, наливаясь светом костра,лихорадочно блестели даже сквозь стекла противогаза. Время от времени он свидимым трудом выныривал обратно — за глотком воздуха. Оторвавшись, опасливовсматривался в далекий пятак ночного неба в конце туннеля, но тот был чист:обритый человек пропал с концами. И тогда тетрадь опять поглощала его целиком.

Теперь она поняла, зачем он поливал бумагу водой: пыталсярасклеить слипшиеся страницы. Видимо, поддавались они плохо, один раз онвскрикнул так, словно порезался: случайно порвал один из листов. Чертыхнулся,обругал себя и тут увидел, как пытливо она его разглядывает. Смутился, сновапоправил противогаз, но заговаривать с ней не стал, пока не дочитал все доконца.

Потом подскочил к костру и швырнул в него тетрадь. На Сашуон не смотрел, и она почувствовала: сейчас дознаваться не стоит, соврет илисмолчит. Да и были вещи, которые ее тревожили сейчас куда больше. Прошел,наверное, целый час с тех пор, как ушел обритый. Не бросил ли он их какненужную обузу? Саша подсела поближе к старику.

— Второй туннель тоже закрыт, — произнесла она тихо. — И всеближние шахты замурованы. Есть только этот вход.

Тот рассеянно посмотрел на нее, с заметным усилиемсосредоточиваясь на услышанном.

— Он найдет способ попасть внутрь. У него чутье, — онзамолк, и спустя минуту, будто не желая быть невежливым, спросил: — Как тебязовут?

— Александра, — серьезно представилась она. — А тебя?

— Николай… — начал было он, протягивая ей руку, и вдруг,словно передумав, судорожно отдернул ее, прежде чем Саша успела к немупритронуться. — Гомер. Меня зовут Гомер.

— Странная кличка, — повторив за стариком, протянула Саша.

— Это имя, — твердо сказал Гомер.

Объяснить ему, что пока они с ней, двери не откроются?Ворота вполне могли оказаться распахнуты настежь, приди эти двое сюда одни. ЭтоКоломенская отказывается отпустить Сашу, наказывает ее за то, как она поступилас отцом. Девушка сбежала, натягивая цепь, но разорвать ее не смогла. Станциявернула ее к себе один раз, вернет и другой…

Эти мысли и образы, сколько бы она их ни отгоняла, каккровососущий гнус, отлетали от нее на расстояние вытянутой руки, а потомвозвращались и кружили, кружили, лезли в уши, в глаза.

Старик еще спрашивал Сашу о чем-то, но она не откликалась:пелена слез застила ей глаза, а в ушах звучал отцовский голос, повторяющий:«Нет ничего ценнее человеческой жизни». Настала минута, когда она по-настоящемупоняла его.

* * *

То, что творилось на Тульской, больше не было для Гомеразагадкой. Все объяснилось проще и страшнее, чем он воображал. Но история ещеболее страшная начиналась только теперь вместе с расшифровкой найденногоблокнота. Дневник оказался для Гомера черной меткой, билетом в один конец, и,получив его на руки, старик уже не мог от него избавиться, сколько бы он нистарался его сжечь.

Кроме того, его подозрения, касающиеся Хантера, теперьподкреплялись весомыми, однозначными уликами, хотя Гомер не имел ни малейшегопредставления, что ему с ними делать. Все, что он прочел в дневнике, полностьюпротиворечило утверждениям бригадира. Тот попросту лгал, и лгал осознанно.Старик должен был разобраться, во имя чего была эта ложь, да и был ли в нейкакой-то смысл. От этого зависело и то, решится ли он следовать за Хантеромдальше, и то, обернется ли его приключение героическим эпосом или кошмарнойбезоглядной бойней, у которой не останется живых свидетелей.

Первые пометки в блокноте были датированы днем, когдакараван без потерь миновал Нагорную и вошел на Тульскую, не встретив никакогосопротивления…

«Почти до самой Тульской туннели тихие и пустые. Двигаемсябыстро, хороший знак. Командир рассчитывает вернуться не позже завтрашнегодня», — докладывал погибший связист. «Вход на Тульскую не охраняется. Отправилиразведчика. Пропал», — беспокоился он несколько часов спустя. «Командир принялрешение двигаться к станции всем вместе. Готовимся к штурму». И еще черезнекоторое время: «Не можем понять, в чем дело… Разговариваем с местными. Плохо дело.Какая-то болезнь». И вскоре он разъяснял: «Несколько людей на станции пораженычем-то… Неизвестное заболевание…». Очевидно, караванщики пытались оказатьбольным помощь: «Фельдшер не смог найти лекарство. Говорит, похоже набешенство… Испытывают чудовищную боль, невменяемы… Бросаются на других». И тутже: «Ослаблены болезнью, не могут причинить серьезного вреда. Беда в другом…»,— тут страницы, как назло, ссохлись, и Гомеру пришлось разливать их водой изсвоей фляжки. «Светобоязнь. Тошнота. Кровь во рту. Кашель. Потом распухают…Превращаются в…», — слово было старательно зачеркнуто. «Как передается, неясно.Воздух? Контакт?», — это уже на следующий день. Отряд задерживался.

«Почему не доложили», — спросил себя старик и сразувспомнил, что где-то уже видел ответ. Перелистнул… «Связи нет. Телефон молчит.Возможно, диверсия. Кто-то из изгнанных, чтобы отомстить? Еще до насобнаружили, сначала вышвыривали больных в туннели. Один из таких? Перерезалкабель?»