Аэростаты. Первая кровь - Амели Нотомб

– Дорогой, что они с тобой сделали?

Она подошла и крепко обняла меня:

– Ты худой как щепка! И одет как нищий!

Признаюсь, я был в восторге от такой реакции и решил ее подогреть:

– Нам не так уж много доставалось еды, – произнес я с геройским видом.

– Ужас какой! Ты, наверно, умираешь с голоду.

– Честное слово…

– Ужин подадут через час. Сперва я тебя почищу.

Она раздела меня, обнаружила кожу да кости и заплакала:

– Никто не имеет права лишать ребенка еды!

Я залез в полную до краев ванну, вода сразу стала коричневатой.

– Ты там мылся?

– Иногда…

На самом деле я порой плавал в озере, вот и все.

– Где мама?

– Сегодня вечером она будет ужинать с нами. Бедняжка Клод, увидеть тебя в таком состоянии!

Бабуля щедро намылила меня, вытерла и одела во все чистое.

– Что они сделали с твоей одеждой, эти дикари? – спросила она.

– Это мы по деревьям лазили, – соврал я, чтобы выгородить клан.

Вопреки Бабулиным прогнозам, мама при виде меня не выразила неодобрения.

– Ты видишь, какой он тощий? – спросила Бабуля.

– Ну и хорошо. Наконец-то ты похож на отца.

Мне так хотелось есть, что я не мог смотреть ни на что, кроме еды. Бабуля наложила мне огромную тарелку, и я набросился на нее.

– Ну-ну, Пэдди, где твои манеры? – вмешалась мама.

– Мы больше никогда не пошлем ребенка к этим варварам! – заявила Бабуля.

– Я хочу опять в Пон-д’Уа! Мне очень понравились каникулы!

– А может, ему нравится, когда его бьют? – сказала Бабуля.

– Ты туда поедешь, – сказал Дедуля.

Генерал явно одобрял дурное обращение, которому я подвергался у Нотомбов. “Наконец-то он закалился и может идти в школу”, – думал он.

Он не ошибся. В первый день в начальной школе я оказался одним из немногих, кто не умирал от страха. Выяснилось, что нас пятеро мальчиков на пятнадцать девочек. Девочки никакой опасности не представляли: достаточно было нахваливать их волосы, и дело в шляпе. С мальчиками я строил из себя крутого: держал рот на замке и глядел куда-то вдаль. Разве я не сын военного, подорвавшегося на мине, и не внук генерала?

– А у меня туберкулез, – сказал мне Жак, видимо рисуясь.

– У меня трое знакомых от него умерли, – ответил я в утешение.

– Поможешь мне с уроками?

Читать и писать я умел давно, а потому стал подспорьем для школьных товарищей. На переменах, во дворе, я предпочитал в одиночку ловить воображаемый мяч, бросаясь на землю.

Когда меня спросили, почему я так себя веду, я ответил, что хочу стать членом футбольной команды, вратарем. Мне объяснили, что футболом занимаются только ученики старше десяти лет. Я уныло вздохнул: еще так долго ждать…

У меня вошло в обыкновение проводить перемены с Жаком. Он пригласил меня к себе домой после уроков. Его мать разговаривала со мной как с каким-то интеллектуалом, потому что я был первым учеником в классе. Она считала, что школьные успехи ее сына – моя заслуга, и подарила мне шоколадку.

По ночам я ложился в свою теплую, удобную постель. И тосковал по тюфяку в общей спальне Пон-д’Уа: как хорошо было спать вместе со всей бандой и слушать сову! Мама смотрела на меня с портрета напротив кровати – такая ласковая, какой я ее никогда не видел.

– Ты любишь Пон-д’Уа, мама? – спросил я.

– Там я узнала величайшее счастье, – ответила она.

– Я тоже.

Она улыбнулась. Наверно, эти счастья были несравнимы.

– Ты не хочешь туда съездить?

– Ни за что на свете. Это разбило бы мне сердце.

Первый триместр показался мне бесконечным. На Рождество Дедуля позвал меня:

– Тебе шесть с половиной лет. Ты ведь мужчина, правда?

– Да.

– Поедешь в Пон-д’Уа один. Билет я тебе купил, Урсмар встретит тебя на станции в Абе-ла-Нёв.

Бабуля пыталась возражать, хотела меня проводить. Генерал держался стойко.

– Ребенку нужно закаляться, – раз за разом твердил он.

– Он две недели будет жить у этих дикарей! Этого разве мало?

– Бабуля, я могу сам нести вещи, – вмешался я.