Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 - Марк Эделе

зарплаты и пенсии финансовой поддержкой со стороны родственников, материальной помощью от различных социальных учреждений, а также возделыванием частных огородов или выращиванием какой-нибудь домашней живности[422]. Это породило существенное социальное расслоение, которое не поддается точной количественной оценке и не увязывается с официальными размерами пенсий или зарплат, но которое, тем не менее, имеет решающее значение для понимания всей послевоенной жизни. Инвалиды войны были вовлечены во все разновидности «альтернативных занятий», от вполне легальной деятельности по вскапыванию и прополке грядок до полулегальных дел типа частного предпринимательства или попрошайничества и совсем нелегальных типа воровства и бандитизма. По данным Совета министров СССР, на конец 1946 года 248 000 инвалидов войны II и III групп официально числились безработными[423]. Но за этой цифрой, охватывающей 10 % всей численности увечных бойцов, скрывалась лишь верхушка айсберга, поскольку многие инвалиды войны либо, числясь на официальной работе только формально, занимались другими видами деятельности, либо же совмещали свою официальную работу с альтернативной подработкой[424].

Одной из причин, позволявших обходиться без официального трудоустройства, выступало умение «добывать» деньги, товары и услуги на самых разных уровнях политико-экономической системы. Поскольку обязанность помогать инвалидам войны вменялась всем уровням административного, экономического и партийного аппарата, некоторым удалось пользоваться этим параллелизмом, чтобы обеспечивать себя дефицитными товарами и денежными средствами. Такие люди, даже относительно неплохо сводя концы с концами, продолжали писать письма куда только можно, жалуясь на отсутствие сочувствия и содействия[425]. Так, в справке ответственного партийного чиновника из Челябинской области говорилось: «Оказанием материальной помощи инвалидам Отечественной войны занимаются партийные, советские, профсоюзные, комсомольские, хозяйственные организации, предприятия и учреждения, торговые организации и органы собеса. В результате чего отдельные инвалиды Отечественной войны в различных организациях получили большие суммы денег и много промтоваров. Так, например, инвалид Отечественной войны Шишков, работавший до инвалидности на Магнитогорском металлургическом комбинате, с мая по ноябрь 1944 года получил в различных организациях (дирекции завода, завкоме, горсобесе) 14 000 рублей деньгами и 30 различных видов промтоваров. Попов – только от завкома и дирекции завода № 259 в 1944 году получил денег 600 рублей и 10 разных вещей промтоваров (сапоги, костюм, двое ватных брюк, отрезы материала и т. д.). Аналогичные факты имеют место и в других проверенных городах»[426].

Другие ветераны не работали из-за того, что их время и силы полностью тратились на собственное домашнее хозяйство, позволявшее производить продовольствие. В рамках кампании, начавшейся еще во время войны и продолжавшейся по крайней мере до 1949 года, многие инвалиды-фронтовики получили земельные участки, обычно располагавшиеся неподалеку от места проживания или поблизости от железнодорожной линии[427]. Эти делянки становились центральными элементами стратегии выживания для тех, кому посчастливилось ими обзавестись. Уже во время войны управление социального обеспечения Ивановской области следующим образом описывало наиболее распространенные причины, отвращающие инвалидов III группы от официальной занятости: «Часть их проживает в городах, они имеют свои дома, приусадебные участки, корову, коз, кур и т. п. и предпочитают заниматься своим подсобным хозяйством на огородах, по уходу за скотом, заготовкой в летний период кормов, а также заготовкой топлива, часть работает на дому, беря частные подработки по пошиву и ремонту обуви и т. п.»[428]. В 1945 году среди инвалидов войны, живущих во Владимирской области, мелкое кустарное ремесло оставалось одним из основных альтернативных способов жизнеобеспечения[429]. Несомненно, кустари-одиночки нашли свою экономическую нишу: профессия сапожника, портного или просто мастера по ремонту бытовых инструментов приносила «неплохой доход»[430]. Инвалиды войны, обладавшие особо ценными навыками – например, кузнецы, – также работали на себя в качестве странствующих ремесленников[431].

Инвалиды войны старались пользоваться всеми прорехами и лазейками действующего законодательства. Как известно, инвалиды войны III группы вообще не получали пенсий, если они не работали; кроме того, пенсия урезалась в том случае, если трудящийся инвалид зарабатывал слишком много – а именно более 200 рублей ежемесячно в несельскохозяйственном секторе[432]. Таким образом, тем, кто жил в городе и имел огород, корову или несколько кур, выгоднее было официально работать неполный день, посвящая остальное время натуральному хозяйству и получая при этом полную пенсию. Реакция государства на подобную хитрость не заставила себя долго ждать: вскоре правительственное постановление от 4 октября 1948 года вдвое сократило пенсии тех инвалидов III группы, которые, помимо заработной платы (независимо от ее размера), имели какие-то иные источники доходов. Эти правовые новации поставили низкодоходную прослойку инвалидов-фронтовиков в весьма тяжелое положение. Теперь наличие у инвалида участка в шесть соток, засаженного картофелем, позволяло государству урезать выплачиваемую ему пенсию вдвое, но при этом огород никак не мог компенсировать подобные финансовые потери. Упомянутое постановление значительно сократило шансы тех, кто зарабатывал мало, на сколько-нибудь сносное существование. Люди лишились проверенной стратегии выживания, при которой человек с зарплатой менее 200 рублей мог дополнительно получать пенсию и извлекать при этом прибыль из своего хозяйства[433].

Еще одной альтернативой официально санкционируемому заработку была «спекуляция». В начале 1945 года в Златоусте Челябинской области около 50 % безработных инвалидов войны II группы поддерживали себя торговлей, а в Магнитогорске таковых было 32 %. Среди инвалидов III группы, проживавших в одном из районов Челябинска и отказывавшихся трудиться, «спекулянты» составляли 44 %. На челябинских городских рынках ежедневно занимались торговлей от 70 до 120 инвалидов войны[434]. Помимо денег, имелись и другие причины, из-за которых искалеченные солдаты подавались в торгаши: среди них можно упомянуть нестабильность материального положения, проблемы с «нормальным» трудоустройством, частичный иммунитет от судебного и/или уголовного преследования, отсутствие в пенсионном законе стимулов к официальному устройству на работу. Кроме того, еще до начала массовой демобилизации инвалиды войны оказались одной из наименее контролируемых государством групп населения. В отличие от заводских рабочих или военнослужащих, они не были привязаны к какому-то одному месту; их свобода передвижения была гораздо более широкой, что весьма способствовало занятиям «спекуляцией»[435]. Дополнительным стимулом выступал и доступ к товарам, распространяемым структурами соцобеспечения: «Нередко инвалидам Отечественной войны общественными организациями и собесами, в качестве оказания материальной помощи, выдаются вещи, в которых они не нуждаются; тем самым инвалиды Отечественной войны поощряются в спекуляции»[436]. Наконец, в Москве инвалидам войны предоставлялась скидка в 35 % в дорогих «коммерческих» магазинах; благодаря такой привилегии они могли с выгодой для себя перепродавать дефицитные товары[437].

Спекуляция была тесно связана с попрошайничеством, другой разновидностью незаконной деятельности, которая поддерживала многих инвалидов войны «на плаву». Некий инвалид II группы, лишившийся на фронте ног, вернулся домой в первой половине 1945 года. Он обнаружил, что его