Любовь Орлова: Годы счастья - Нонна Голикова

Михаил Анчаров добросовестно пытался написать пьесу. Помню, его героиня была скрипачкой. Очевидно, это было навеяно несостоявшейся профессией бабушки – сестры Любови Петровны. Был там и эпизод, в котором эвакуационную панику во время войны останавливали именем героини. Но в целом пьеса Анчарову не удалась, и Любовь Петровна ее отвергла.

Итак, пьесы не было, новых ролей не было, и Григорий Васильевич все никак не начинал новый киносценарий, где была бы роль для нее. Тогда она решила прибегнуть к крайним мерам.

Помню, как вдруг, без всякого предупреждения, к нам явилась Любочка с маленьким чемоданчиком. «Нонночки! Я к вам насовсем. Не вернусь домой, пока Гриша не напишет новый сценарий!» – решительно заявила она, освобождаясь от платка и шубки. Мы с мамой, умирая от смеха, сделали серьезные лица и стали накрывать на стол. Не прошло и десяти минут, как раздался телефонный звонок. Я сняла трубку и погрузилась в ласковый бархат Гришиного голоса.

– Машенька, Любушка у вас?

– Да.

– Можно ее к телефону?

Люба замахала руками, и мне пришлось сказать:

– Она не хочет брать трубку.

Буквально через несколько минут телефон зазвонил снова.

– Я написал уже три страницы. Может быть, Любушка возьмет трубку?

– Люба, он уже написал три страницы – возьмешь трубку?

– Пусть напишет еще хотя бы десять! – воскликнула она.

И только на третий его звонок она наконец подошла к телефону. Не знаю, что говорил Григорий Васильевич, я слышала только трижды повторенное ею одно слово: «Да!» Но как по-разному звучало это «да!» все три раза! Категорически отрицающее, затем – неуверенно-вопросительное и, наконец – ликующе-радостное. После чего Люба мгновенно собралась и, словно на крыльях, вылетела к своему обожаемому Грише. Видимо, после моего рассказа об этом эпизоде по телевидению один безумный журналист сообщил телезрителям, что Орлова, из-за того что Александров перестал ее снимать в кино, с ним развелась!! Говорят, говорят…

Вот так началась работа над созданием их последнего фильма «Скворец и Лира». К сожалению, этот фильм не принес им ни успеха, ни славы. Но тогда они об этом не знали. В их жизни начался счастливый период надежд и творчества.

Ей было уже за семьдесят, она понимала, что в театре Ю.А. (так называли Юрия Александровича Завадского) никогда не даст ей роли, потому что всем заправляет В.П. (так в театре звали Веру Петровну Марецкую). Она не собиралась забывать недавно пережитой травмы с потерянной ею любимой ролью миссис Сэвидж и вела переговоры с главным режиссером Театра на Малой Бронной Дунаевым. Она хотела, чтобы ее пригласили на роль, и продолжала поиски пьесы для себя. Но это была очень непростая задача. Всем известно, что драматурги писали в основном молодых героинь и что «возрастная» роль – большая редкость.

Теперь, приходя к ним, я слышала разговоры только о «Скворце и Лире». Это были псевдонимы советских разведчиков. Сюжет фильма опирался на реальную историю, которую Григорий Васильевич почерпнул в архивах КГБ, поскольку дело этих разведчиков уже к тому времени было рассекречено. Эти герои, многие годы работавшие в Германии, маскируясь за чужими именами и биографиями, не пережив ни одного провала, вышли на пенсию и мирно доживали свой век на родине. Почему-то меня особенно потрясала именно эта ситуация разведчиков-пенсионеров.

По сюжету Скворец и Лира были мужем и женой, а в Германию они были засланы порознь с соответствующими легендами. Легализовавшись, они, будучи реальными мужем и женой, должны были инсценировать знакомство, роман и затем – свадьбу и совместную жизнь. Последнее для них было естественно, все же остальное им предстояло сыграть. В реальности эти люди отлично справились с невероятной ситуацией. Предстояло и актерам в фильме сыграть эти события. Новая работа прославленных звезд кино вызывала всеобщий интерес, газеты пестрели сообщениями, репортажами, интервью с режиссером будущего фильма. Вот одно из них.

«– Свой фильм я посвящаю людям советской разведки. Это – люди с большой буквы, настоящие борцы и патриоты родины. Но мой фильм – не детектив. Определяя его жанр, я подумал, что лучше всего его назвать “документальной легендой”. Действительно, то, что сделали Федор и Людмила – Скворец и Лира – поистине легендарно. Они работали в труднейших условиях во имя большой и благородной цели – сохранения и упрочения мира, разоблачения поджигателей новых войн. Мои герои человечны в самом высоком значении этого слова. Через всю жизнь они проносят светлую любовь друг к другу, которая помогает им переносить любые опасности и тревоги», – говорил Григорий Васильевич в своем интервью газете «Известия».

И вот в павильоне «Мосфильма» идет репетиция сцены первой встречи героев фильма в Германии и их мнимого знакомства.

«Любовь Петровна! Вы неточны. Понимаете, что должна чувствовать женщина, которая любит и которая встретила любимого после разлуки, да еще в ситуации опасности, да еще должна делать вид, что она этого человека никогда прежде не знала. Вы представляете, как она на него смотрит?» – говорил на репетиции Григорий Васильевич актрисе Орловой, у которой с его точки зрения как-то не получался этот самый взгляд. И тут Любовь Петровна, повернувшись к нему, посылает ему тот самый, единственно ему предназначенный взгляд. «Вот так?» – спрашивает она.

Видимо, взгляд этот был полон такой любви и такого открытого чувства, что уже давно седой человек вспыхнул до корней волос: «Ах, Любовь Петровна!» Эту сцену запомнили все участники той съемки, сцену еще одного объяснения в любви этой более чем красивой пары…

Григорий Васильевич бесконечно увлекся новой работой. И вообще все было замечательно. 23 января 1973 года страна отмечала его семидесятилетие. Газеты публиковали указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда кинорежиссеру Александрову Г. В. – «За выдающиеся заслуги в развитии советской кинематографии и в связи с семидесятилетием со дня рождения с вручением ему ордена Ленина и золотой медали “Серп и Молот”». Газеты пестрели статьями о выдающемся кинорежиссере и его портретами. Она им бесконечно гордилась. Съемки шли к завершению. Наконец наступил день, когда утром они поехали на «Мосфильм» для последнего озвучания картины. Вечером они отдыхали дома в Москве. Усталость была только приятна, они сделали все, что могли, чтобы осуществить мечту…

Ночью ей стало плохо, вызвали «неотложку», и Любовь Петровну отвезли в больницу в Кунцево. Утром она позвонила моей маме, очень взволнованная, и сказала, что ее лицо резко пожелтело, поэтому необходимо срочно купить губную помаду другого цвета, который бы не так подчеркивал изменения в лице. Еще она попросила взять из дома и привезти в больницу несколько кофточек тех тонов, которые нейтрализовали бы непривычный цвет кожи. Затем она потребовала, чтобы в ее отдельной палате был установлен балетный станок, у которого она занималась всю жизнь ежедневно не менее сорока минут. Последнее время она не раз жаловалась мне: «Так все болит, что плачу, а все равно занимаюсь – надо!»