Скрытое во мне - Саша Зеркальный

Я сидел на том гребаном бортике фонтана как оплеванный. Нет. На меня словно вылили пару ведер грязи, смешанной с говном. Бульдозером проехали по душе и сердцу, растоптали, изорвали в клочья и выбросили в сточную канаву. Все внутренности мои вынули наружу, растерзали и сунули обратно для собственного удовольствия и морального удовлетворения.

Я не мог поверить, что был настолько слеп. Как же так? Почему я не понял, что из себя представляет этот Макс? Отдавал ему всего себя, открылся перед ним, обнажился полностью, смело, отчаянно, и он воспользовался этим для собственной выгоды, поиздевался так, что во мне не осталось даже ярости и злобы.

Продолжая сидеть на холодном мраморе посреди университетской площади, я пытался припомнить хоть один тревожный эпизод, хоть один звоночек, указывающий на его гаденькую сущность, который опрометчиво пропустил, и ничего не мог найти. Настолько искусно этот мальчишка поигрался со мной, как змея, загипнотизировал меня, увлек в свои сети и выел все внутренности, оставив на прощание лишь лохмотья.

Жалкий гаденыш хотел со мной встретиться, чтобы высказать все мерзости в лицо. Правильно, кому нужны телефонные разговоры, ведь не видно эмоций, нельзя насладиться страданиями, проявившимися на лице, впитать их в себя, ощущая превосходство и гордость самим собой. И даже друга с собой притащил, переживая за свою смазливую морду и красивое тело.

Все, абсолютно все было фальшивым в наших отношениях. Если я любил по-настоящему, старался заботиться, ухаживать, то Макс просто все терпел. Мои ласки, романтику, поцелуи, секс — все. Я грубое животное, которое поставили на место и вместе с тем объяснили, что в этом мире мои чувства никому не сдались. Подобное проявление эмоций вызывает лишь смех, а в чести теперь иные ценности, и по каким-то причинам от меня они скрыты.

Почему? Хоть кто-нибудь мне объяснит, почему нужно обращаться с человеком как с дерьмом, чтобы тебя начали уважать? Почему любовь в нашем мире перестала что-либо значить? Мне нужно было вести себя со снисхождением, избегать встреч и относиться наплевательски, перестать дорожить, как до этого было с Костиком и Андреем, и только тогда я стал бы интересен, важен, нужен и, возможно, любим.

Этот Максим даже друга своего назвал собакой! Я прежде и представить не мог, что люди могут дружить ради выгоды! В тот миг мои глаза словно открылись заново. С меня жестоко содрали розовые очки, через которые я смотрел на мир, и окунули носом в самую его паршивую суть. Я раньше надеялся, что таких, как Стас, в нашем мире единицы. Мне казалось, что теперь-то я готов и больше изнасиловать меня не смогут, но не учел моральную сторону людей. Это было намного страшнее физической боли и подействовало на меня гораздо сильнее.

Даже не помню, сколько просидел на одном месте, погрузившись в свои мысли, стараясь поймать хоть частички осколков разлетающейся в разные стороны души. Немо и без капли проявившихся внешне эмоций, как продолжение камня, на котором я сидел. Только тронувшая меня за плечо рука заставила очнуться от странного транса, в который я погрузился, и снова вернуться в реальный мир.

— Молодой человек, — смотрела внимательно на меня какая-то незнакомая девушка, — с вами все в порядке?

— Да, — хрипло сказал я и тут же откашлялся.

— Точно? Ничего не случилось?

— Нет, — покачал я головой. — Все нормально, — произнес фразу, ставшую за лето привычной, и даже улыбнулся проявившей участие девушке.

Я огляделся и внезапно понял, что уже давно стемнело. Неудивительно, что прохожие встревожились, глядя на меня неподвижного, но возвращаться домой совершенно не хотелось, потому что там был отец. По моему состоянию он бы сразу понял, что что-то произошло, и стал бы задавать вопросы.

Я встал с бортика фонтана и пошел вперед, глядя только себе под ноги, лишь бы убить время и дождаться, пока отец ляжет спать. Лишь бы ни с кем не говорить. Лишь бы не проявить лишних эмоций, никому не нужных и не присущих мужчине. Только наедине с собой я теперь мог лить слезы, кусать губы и биться в истерике, потому что теперь я доверял только себе.

И, казалось бы, что первая любовь случается у всех и у большинства она кончается трагично, но потом все забывается, и люди снова влюбляются. Как те цветы, бутоны которых отцветают и падают на землю, но после заново появляются, вопреки всему. Мне бы очень хотелось повторить путь цветка, только, к сожалению, я так не смог. Тот прекрасный цветок любви, нежный и лелеемый мною, расцветший внезапно и слишком рано, оторвался вместе с сердцевиной и больше не смог зацвести вновь.

— Идиот! — воскликнул возмущенно уставившийся на меня Артур. — Как это любовь и романтика не нужна?! Да как он вообще додумался тебя бросить?!

Парень размахивал руками, хмурился и сопел, как паровоз, а я смотрел на него со своей части дивана и старался не улыбаться. Во время моего длительного рассказа Артур подсел ко мне ближе и присоединился к потреблению конька. Теперь его глаза заблестели, на щеках заплясал румянец и все реже вырывалось шипение от боли в разбитой губе.

— Надо покурить, — поднялся со своего места парень и потрусил к балкону. — Составишь компанию?

— Да, — встаю следом, подхватив бокал со спиртным.

Я курить давно уже бросил, а вот Артур даже не пытался. Вернее, он говорил, что хочет, но, естественно, дальше слов его желание не зашло. Я не настаивал, и мне даже нравилось видеть его с сигаретой, зажатой между тонкими пальцами, а потом ощущать на языке колючий привкус никотина после поцелуя. Человек должен сам определиться со своими желаниями, и никто другой не заставит пойти наперекор себе.

Ступив на холодный балконный пол, я плотно прикрыл за собой дверь и оперся бедром о подоконник. Артур достал тонкую сигарету и основательно затянулся. Он встал ко мне травмированной стороной лица, и я ощутил внутри себя неприятный укол совести. Несдержанность — главный недостаток моего характера, от которого порой страдаю не только я, но и близкие.

— И как ты поступил дальше? — взглянул на меня Артур, избавив от созерцания ссадины на его скуле. — Озлобился и начал мстить? — я тихо рассмеялся и покачал головой, а парень насупился и свел брови к переносице. — Ну чего ты смеешься?

— Не думал, что ты настолько хорошо успел меня