Запрет на тебя - Елена Тодорова

Кажется, именно сейчас вновь оживает моя пробка. Очень мощно пульсирует, разливая внутри меня жар сокрушительного удовольствия.

– Тоже тебя обожаю, Марин… – выдыхает, наконец, Шатохин.

Приоткрываю глаза. В очередной раз ловлю свою перевернутую действительность. По большей части губы его вижу, участками голую кожу. Отстраненно замечаю, как вцепляется пальцами в решетку переднего круга по бокам от моей головы и просовывает ступни в основание заднего, который находится у пола. Мышцы на Даниных плечах напрягаются и бугрятся. Успеваю пару секунд полюбоваться, пока он со стоном не припадает к моему рту.

А потом… В ритм восточного мотива врывается приглушенный механический гул, и чертова восьмерка из кругов, к моему полнейшему ужасу, начинают вращение.

Уловив взрыв моей паники, Даня усиливает давление своего рта. Целует жаднее и жарче. Внутри меня что-то переворачивается… Да что-то там, ураганом абсолютно все перемешивает.

Шатохин отрывается, чтобы позволить мне вдохнуть. Я тяну кислород и приоткрываю глаза. Оценивая новую экспозицию, мысленно в гребаную точку сжимаясь – я в естественном положении относительно пола, а Даня вверх ногами под потолком.

– Пиздец… – выдыхаю с затянутой дрожью, в общем потоке звуков как-то разительно слышно получается.

Страшно… До адовой жути!

Я хоть пристегнута, он же исключительно собственными силами держится.

Из глаз выкатываются слезинки. Сердце со звоном разбивается. И качает, качает… Бешено.

– Да-а-ань…

Его губы растягиваются в сексуальной ухмылке.

– Погнали, кисунь…

Закрывая глаза, рот в рот. Огонь на огонь. Неистовое пламя. До потолка. Тумблер контроля со скрежетом вниз. Страсть со свистом по кругу.

Режим безумия. Максимум.

Алый свет… Глубокий бордовый полумрак…

Алый… Полумрак… Алый… Полумрак… Алый… Полумрак…

Так синхронно со сменой музыкального ритма варьируется насыщенность освещения в помещении. Внутри меня подобно этому: то рассвет начинается, то сгущается будоражащая тьма.

Гаснет сознание. Фокусировка исключительно на ощущения.

Шатохин, определенно, владеет какими-то методиками. Умело раскрывает мои женственность, чувственность и сексуальность.

Я действительно горю. Крайне сильно горю, но вместе с тем так томительно медленно это происходит, так запредельно кайфово… Невероятно!

А мы ведь просто целуемся. Очень долго целуемся. Ласкаем друг друга губами и языками. По моим подбородку и шее стекает слюна, но нам все мало. Продолжаем сосаться и облизываться, четко следуя тому темпу, который задает музыка.

Пробка же вибрирует во мне в одном и том же бесперебойном режиме. Пружинисто, ритмично и беспощадно. Ни остановить, ни ослабить эти толчки возможности нет. Когда я стискиваю ее сфинктером, только хуже становится. Ощущения усиливаются и с бешеной скоростью множатся. Это мучительное удовольствие я проживаю с протяжными стонами, жадно кусая Данины губы.

– А-а.. А-ах… – выдыхает он, а я, впиваясь в мягкую плоть, с животным наслаждением высасываю добытую кровь. – Ма-рина…

– Да-нь… Да-нь… Да-а-ань… – суматошно толкаю в свою очередь, не прекращая лизать его рот. – Я хочу… Да-а-ань… Я не могу… Я хочу…

– Чего ты хочешь? – кусает меня в ответ.

Но мне плевать на боль. Я схожу с ума от кипящего внутри желания. И в этом состоянии любое воздействие, малейшая физическая стимуляция отзывается в моем организме удовольствием.

– Я не знаю… – из глаз слезы выкатываются. С губ срываются всхлипы. – Ты знаешь… Ты… Помоги мне…

– Если не понимаешь, значит, рано, Чаруша…

Подмывает кричать от отчаяния, но прежде чем какой-либо звук покидает мой рот, Даня припадает к нему в новом порыве голода. Откровенно оскверняя, трахает языком. И я страстно принимаю эту ласку.

В теле образуется колоссальное количество энергии. Она с искрами курсирует по венам. Но большая ее часть концентрируется внизу живота и бурлит там, словно лава в жерле вулкана.

– Да-а-ань… М-м-м… Да-а-ань… – выдаю бессвязно, продолжая дрожать и плакать.

– Говори…

– Хм-м… М-м-м…

– Говори…

Моя разбухшая киска дико ноет от возбуждения. Она беспрецедентно течет. Я не просто между ног и на бедрах эту влагу ощущаю. Вязкий секрет устремляются вниз, под воздействием собственной тяжести обрывается и падает. Если опустить взгляд, можно заметить тоненькие блестящие полоски на каменном напольном покрытии.

– Боже… Да-а-ань… Боже…

Гортанно постанывая, непроизвольно двигаю бедрами.

Я… Я трахаюсь с воздухом. Не контролирую себя. Не думаю о том, как это выглядит. Не стыжусь.

– Да, Чаруша… Твою мать, да… Отпускай полностью… Отпускай, маленькая…

Я переполнена желанием. Я потеряла рассудок. Я адски хочу близости. Любви, похоти, боли … Всего, что Шатохин даст. Всего.

– Да-а-ань… Я… Я хочу… – с губ срывается громкий стон, когда одна его ладонь соскальзывает вниз по моему телу и сжимает сосок, а вторая курсирует еще ниже. Мне так хорошо, что я даже не в состоянии испугаться за Шатохина, хоть и держу в памяти, что он висит вниз головой и по факту, получается, держится сейчас только ступнями. – А-а-а… Да… – кричу, едва его пальцы касаются киски. – Да, Дань! Боже, да!

– Твою мать, Марин… Пизда… Какая ты мокрая, блядь… Блядь… Маринка-а-а… – комментирует хриплым голосом, то и дело срываясь на частые вдохи и выдохи. – С тебя течет, кисунь…

Он еще удивляется?

И совсем-совсем не помогает мне. Лишь жестко затискивает пальцами мои половые губы, и на этом все. Когда же я толкаю бедра вперед, чтобы самой стимулировать нужные точки, и вовсе убирает руку.

– Да блин! – рычу я почти разъяренно.

Даня сипло смеется и грубо шлепает меня по киске, заставляя разорвать звонким визгом пространство.

– Говори, что ты хочешь, Динь-Динь… М? Хочешь, чтобы я тебя выебал?

– Да!

В ответ на это признание получаю очередную порцию довольного смеха и едва-едва ощутимое касание пальцами.

– Куда именно тебя выебать? – впрочем, в этом вопросе, заданном глухим отрывистым тоном, и тени веселья нет.

– Куда угодно… – бомблю я со всхлипами.

– Рот? Попку? – дробит Даня в ответ. – Что дашь?

– Все…

– Проси, – требуя это, вновь шлепает меня по киске.

В воздух поднимаются пошлые чвакающие звуки, мой высокий вскрик и пряный запах страсти. Это не унижает, не смущает, не обижает. Лишь сильнее распаляет.