Питомцы Зоопарка - Вера Чаплина

Публика очень любила смотреть, как купается слон, и в это время около него всегда собиралась толпа. А коварный слон набирал полный хобот воды и, как из пожарного шланга, поливал любопытных. Пострадавшие отбегали в сторону, бранились, с их одежды стекала грязная вода. Многие шли жаловаться администрации.

Жалоб поступало так много, что около водоёма пришлось поставить дежурную. Когда Шанго купался, дежурная предупреждала публику, что слон может их облить водой. Очевидно, Шанго нравилось устраивать среди посетителей переполох, и, когда его лишили этого удовольствия, он придумал новую забаву: срывать с посетителей шапки. И надо сказать, что проделывал это Шанго очень хитро и ловко. Он даже нарочно подманивал к себе посетителей: клал на барьер хобот и медленно им шевелил. Хобот слона напоминал змею. Он то изгибался, то слегка вытягивался, то вдруг неподвижно повисал на барьере. Сонно-добродушный вид слона и неподвижно лежавший хобот привлекали посетителей. Они подходили к самому барьеру, трогали хобот, брали его в руки. Слон, казалось, не замечал этого, но стоило неосторожному посетителю подойти слишком близко, как слон обвивал хоботом голову доверчивого человека, ловко срывал с него шапку и тут же её съедал. Это была настоящая охота за шапками, и бывали дни, когда Шанго съедал их по нескольку штук.

Особенно нравились Шанго пёстрые дамские шляпы. Однажды он увидел на голове пожилой дамы необычную шляпу: с большими полями и ярким цветком. Слон сразу обратил внимание на шляпу, перешёл на ту сторону, где стояла дама, и стал подманивать её к барьеру.

Как услужливый продавец раскладывает перед покупателем свой товар, так положил перед доверчивой дамой свой хобот хитрый слон. Если же кто-нибудь из посетителей случайно становился между ними, Шанго дул ему в лицо и этим заставлял отойти в сторону. Симпатия слона к даме в шляпе была так заметна, что все обратили на неё внимание. Польщённая посетительница подошла совсем близко и со словами «какой милый слоник» протянула к нему руку. А «милый слоник» только этого и ждал. Сорвал с её головы шляпу и, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, медленно направил её в рот.

Напрасно дама кричала, кидала в Шанго камешками — ничего не помогло. Шляпа с широкими полями и цветком исчезла в пасти слона. Шанго съел её без остатка. После этого случая пришлось поставить к Шанго дополнительных дежурных.

ОПЯТЬ ОДИН

Шанго, как обычно, грелся на солнышке, когда радио принесло весть о войне. Наверно, и слон почувствовал, что всё изменилось с этого дня.

Во-первых, в Зоопарке почти не стало посетителей, куда-то исчезли знакомые служители, и их заменили женщины.

По всему Зоопарку рыли какие-то канавы.

Потом начались тревоги.

Пронзительный, воющий звук сирены неожиданно прорезал привычный городской шум. Он нарастал всё сильнее и сильнее, до тех пор пока в городе не наступала полная тишина, и так же неожиданно обрывался.

Шанго ни разу не слышал воя сирены. Он не был похож на привычный вой зверей, не был похож на обычные городские звуки. Но этот звук почему-то вселял в него беспокойство. Казалось, что теперь всё зависело от этого воя — и то, что слонов загоняли в помещение по нескольку раз в день, и то, что иногда не выпускали вовсе на горку.

Однажды слонов не загнали в помещение совсем. И тут же, после воя сирены, глухие удары разрывов начали сотрясать землю. Слоны сбились у стены слоновника, когда что-то неожиданно со свистом упало неподалёку на площадку. Это была зажигательная бомба.

Она шипела, разбрасывала брызги пламени; горящие струйки растекались во все стороны и грозили зажечь помещение.

Шанго знал, что такое огонь. Ещё в зверинце привык он его не трогать, но и не пугаться. Но тут в этом маленьком горящем предмете он почувствовал врага. Врага, от которого надо защищаться и вместе с тем нельзя трогать. Инстинктивно он стал шарить хоботом камень, чтобы бросить его в горящий предмет, но камня не было. Тогда Шанго захватил хоботом песок и бросил в горящую бомбу. Огня стало как будто меньше. Тогда слон бросил ещё и ещё… Он бросал песок до тех пор, пока бомба не погасла и над местом, где она упала, не образовался холмик. Тогда Шанго поступил так, как поступают на воле с самым ненавистным врагом его сородичи: он стал на холмик ногами и топтал его до тех пор, пока не сровнял с землёй.

После этого слонов, как и других зверей, решили увезти из Москвы. Однако Шанго был в таком возбуждении, что опасались вести его по улицам, и пришлось оставить его в Зоопарке. Но Шанго остался не один.

Когда хотели увести Джиндау, слон ни за что не хотел расставаться со своей подругой; ни на шаг не отпускал её от себя и даже не дал Джиндау подойти к корму, на который её хотели заманить в помещение. Пришлось их оставить вдвоём.

Однако недолго прожили они вместе. Скоро Джиндау заболела. Она перестала купаться в бассейне, не посыпала себя больше песком. Целые дни стояла на одном месте, печально наклонив голову, и не шевелилась.

Шанго беспокоило такое поведение подруги. Он лез к ней с играми, толкал её, как бы приглашая побегать, но Джиндау не двигалась.

Она тонко и жалобно кричала и, когда Шанго продолжал донимать её, отходила в сторону. Через два-три дня Шанго и сам почувствовал, что с подругой творится что-то неладное, и перестал её беспокоить.

С каждым днём ухудшалось здоровье Джиндау. Она отказывалась от самой вкусной пищи. Не помогало ей и лечение.

Говорят, больные слоны перестают ложиться, потому что боятся, что больше не встанут: боятся не поднять своего тяжёлого тела. Не знаю, правда ли это, но Джиндау тоже перестала ложиться. Она спала теперь стоя, прислонившись к стене, а когда шла, было видно, как тяжело передвигает она ноги.

И всё-таки её тянуло на воздух, на солнышко. Как-то днём она хотела выйти, сделала несколько шагов в сторону двери и вдруг тяжело опустилась на пол и легла.

Шанго заволновался.

Он бросился к Джиндау, стал помогать ей подняться. Но Джиндау не поднялась. Тогда Шанго закричал, затрубил, выскочил в другое помещение. Поняв, в чём дело, служители быстро прикрыли за ним дверь. Несколько дней Шанго держали в закрытом помещении. Всё это время напрасно кричал и звал свою подругу Шанго. А когда его выпустили на опустевшую площадку, увидели, как он похудел за эти дни.

Шанго не искал Джиндау. Он взошёл, как всегда, на свой любимый пригорок. Некоторое время стоял неподвижно, потом медленно стал опускать голову. Он опускал её всё ниже, ниже, пока не коснулся бивнями земли. Тогда он стал на колени и глубоко, до самого основания, воткнул бивни в мягкую землю.

Стоял он так долго, не шевелясь, а я смотрела на Шанго и думала о том, как каждый зверь по-своему проявляет горе.

Оставшись один, Шанго опять стал мрачный, угрюмый, Часами стоял он на одном месте или, вытянув хобот, безразлично обходил стоявших у барьера посетителей. И ни один из служителей не мог войти к нему в загон — с такой яростью он на них кидался.