Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

Книпфер взглянул на него с холодным презрением.

– На будущего зятя детективов не натравливают, – заметил он. – Весной мы посетили Хозера в Риме. Я верил ему на слово, и мне этого было достаточно.

– Он вам нравился?

– Разумеется. Иначе я бы и обдумывать не стал его предложение.

– Обратимся к вчерашним событиям, – продолжил Спецци. – Поскольку вы весь день провели в отеле, вероятно, сможете сообщить нам что-нибудь о передвижениях Хозера.

Книпфер задумался.

– Мы завтракали, когда он заявил хозяину, что уезжает. Мы это уже знали. Хозер сказал нам позавчера вечером, что должен вернуться в Рим.

– Он объяснил – зачем?

– Только сказал, что, желая подольше побыть в обществе Труди, уже отложил свое возвращение, но больше не может пренебрегать интересами дела.

– Он уточнил, что за дело?

– Нет. Полагаю, это дело финансового свойства. Хозер был врачом, как вам, должно быть, известно, но, насколько я понимаю, медицинские исследования являлись для него чем-то вроде хобби. Деньги он делал на фондовой бирже, а подобные операции требуют неусыпного внимания и личного участия.

– Итак, вы виделись с ним во время завтрака. Что потом?

– Мы с женой, как обычно, пошли посидеть на террасе. Хозер присоединился к нам около половины одиннадцатого, сообщил, что собирает вещи. Мы вместе выпили кофе, потом он сказал, что должен сделать какой-то звонок, после чего отправится в Санта-Кьяру на ленч. Незадолго до полудня он прошел мимо нас по дороге к подъемнику, помахал нам на прощание, но сказал, что еще увидимся, так как он изменил свое решение и еще вернется в отель после ленча.

– Вы видели его по возвращении?

– Мы с женой после ленча немного погуляли, а потом отдыхали у себя в комнате. В шесть часов Хозер постучал к нам, чтобы попрощаться.

– Вы точно запомнили время?

– Да. Мы оба спали, его стук нас разбудил. Я еще сказал жене, что уже шесть и пора одеваться к обеду. Хозер повторил свое приглашение погостить у него в Риме, и мы обещали написать ему. Потом он ушел. Он уже был в куртке и шляпе, так что, полагаю, отправился прямо к подъемнику.

– И последний вопрос, герр Книпфер. – Спецци в некотором замешательстве вертел в руке карандаш. – Как относилась к этому брачному предложению ваша дочь?

– Труди? – холодно улыбнулся Книпфер. – Она, разумеется, была рада и польщена. А уж решать, принимать его или нет, – было моим делом.

После герра Книпфера в кабинет вошла его жена. Она осторожно пристроила свое тучное тело на маленький стул и нервно сцепила руки. Подтвердив показания мужа о том, как они провели предыдущий день, вдруг повернулась к Генри.

– Я должна извиниться за свое вчерашнее поведение после того, как вы сообщили нам, что Фриц Хозер умер, – сказала фрау Книпфер. Ее круглые голубые глаза наполнились слезами. – Мой муж, должно быть, рассказал вам о предполагавшейся женитьбе. Я мать, герр Тиббет… вы должны меня понять и простить.

Ее голос дрогнул, и Генри быстро пробормотал:

– Ну конечно, конечно…

– Я не хотела этого брака, – продолжила миссис Книпфер. – Хозер был слишком стар для Труди… слишком стар, герр Тиббет… и он бы увез ее от нас к себе в Рим. А она – мой единственный ребенок, моя деточка…

Снова нависла угроза слез, и Генри поспешно сказал:

– Полагаю, и сама она не хотела за него выходить?

Фрау Книпфер с готовностью ухватилась за эту фразу.

– О, вы такой понимающий человек. Вы способны заглянуть в материнское сердце… бедная моя девочка…

– Тем не менее ваш муж благосклонно относился к этому браку?

При этом замечании дама не смогла сдержать слез.

– Мужчины, – всхлипывала фрау Книпфер, промокая глаза крохотным кружевным платочком. – Что они понимают в подобных вещах? Разве остаться незамужней – это бесчестье?

Последний вопрос она выпалила со страстью, обращаясь к Эмми, которая покачала головой и неразборчиво пробормотала что-то утешительное.

Фрау Книпфер громко шмыгнула носом и уже спокойнее продолжила:

– Поэтому, услышав, что он умер, я не то чтобы не испытала жалости к бедняге, просто первой мыслью было: теперь моей Труди больше ничто не угрожает… девочка сможет вернуться в Гамбург со своей мамой…

– У вас были другие причины не жаловать Хозера, кроме того факта, что он слишком стар для вашей дочери? – спросил Генри.

Фрау Книпфер снова уткнулась лицом в платок и энергично затрясла головой.

– Нет, нет… – сквозь рыдания заверила она. – Абсолютно никаких… никаких причин… вот почему мне так стыдно за то, что я там сказала…

Эмми пришлось помочь ей встать, она проводила немку в ее комнату, где фрау рухнула на кровать, обуреваемая чувствами.

Труди, напротив, сохраняла полное самообладание.

Генри хорошо рассмотрел девушку, пока та усаживалась и скромно расправляла на пухлых коленях совершенно не идущую ей широкую присборенную юбку. Он вдруг понял, что никогда прежде, в сущности, не замечал ее лица, таким расплывчатым и невыразительным оно ему казалось. Но теперь он видел твердую линию подбородка, круглые румяные щеки, а в кукольных голубых глазах – на первый взгляд, так напоминающих глаза ее матери, – отцовскую холодную решительность.

Труди отвечала на вопросы капитана Спецци низким грудным голосом. Утром у нее было занятие по лыжам с персональным тренером. Потом – ленч с родителями. После ленча она сидела на террасе и ела шоколад.

– Вы кого-нибудь видели? Разговаривали с кем-нибудь?

– Там была фрау Бакфаст, – ответила Труди. – Я угостила ее шоколадом. Потом пошла спать. Незадолго до четырех часов я увидела, как герр Хозер поднимается по тропе от канатной дороги, и вошла в дом.

– Почему?

– Я начала замерзать.

– Вы говорили с герром Хозером?

– Да. Он остановил меня в холле. Я сказала ему, что думала, будто он уже уехал из отеля насовсем, а он ответил, что у него изменились планы. Потом он… настоял, чтобы я выпила с ним чаю в баре. И снова говорил о женитьбе.

– Мы все глубоко сочувствуем вам, фройляйн Книпфер, – сказал Спецци, слегка покраснев. – До настоящего времени никто из нас не отдавал себе отчета в том, что вы потеряли жениха при столь трагических обстоятельствах. Вы, должно быть, переживаете страшное горе.

Труди безмятежно посмотрела на него и ответила:

– Да.

– Простите, что ступаю на столь деликатную почву, но, насколько я понимаю, вы любили герра Хозера и собирались за него замуж.

– Конечно, – подтвердила девушка. Она смотрела Спецци прямо в глаза, с вызовом, словно говорила: ну возразите мне, если сможете. Капитан, заметно смущенный, предпочел отступить на более безопасную почву.