Л̶ю̶б̶л̶ю̶. Гублю - Ева Левина

жмём её. В конце концов, не с наркоманом и не с альфонсом связалась. Такого мужика окрутила!

— Тома, у них восемнадцать лет разницы, — возмущённая мать никак не желала сдавать позиции.

— Значит так! — вдруг заорала тётка, — он что дед старый? Тридцать семь лет всего! Хватит ныть, Галя! Давай запретим ей, и кого она ненавидеть будет? Нас с тобой!

Тут, наконец, она обняла племянницу, чем окончательно завершила ссору:

— Плохо, что не рассказала сразу, но сделанного не воротишь. Мы с матерью всегда на твоей стороне. Жизнь рассудит.

— Мне так вас не хватало, — заревела Маша, после чего материнское сердце Галины дрогнуло, поэтому всё трое разрыдались с новой силой

Время шло, а Мороз старший как будто забыл о Казанцевой, совсем не давая о себе знать. Она уже понадеялась на то, что он забыл о своём жутком задании, и решила, что всё обойдётся.

Губернатор совсем растаял и снова превратился в того мужчину, с которым она познакомилась на летней террасе кофейни. Строгий ко всем, кроме неё, он как будто делал для девушки исключение, балуя и заваливая подарками. Зверел Горин только тогда, когда ревновал. А уж ревность и собственничество Александр Николаевич проявлял практически во всём.

— Может, переведешься на заочное?

— Почему? — удивилась Маша.

— Если останешься на дневном, то охранник с тобой на пары будет ходить. Ему полезно, — проворчал губернатор.

— Ревнуешь? — проворковала девушка, уже научившаяся вить из Горина верёвки и принялась разминать широкие плечи, став позади губернатора.

— Нет. Но дашь повод, шею сверну.

Теперь он как влюблённый жених, каждую свободную минуту посвящал ей, вплотную занявшись вопросом появления ребенка, но по закону подлости именно в тот момент, когда бдительность девушки была усыплена наступившей идиллией с губернатором, объявился Олег Сергеевич. Он позвонил ранним утром в середине июля и сразу перешёл к делу:

— Машенька, золотце, ты готова дать… мне интересующую информацию, — фраза была с явным подтекстом, говорящим о явной заинтересованности Мороза старшего в ней, как в женщине.

— Нет, Александр Николаевич не обсуждает при мне работу, — дрожащий голос выдавал, но она старалась говорить твёрдо.

— Котёнок, ты уверена? — мягко, даже как-то ласково спросил бизнесмен.

Сглотнув подступивший к горлу ком, выдавила:

— Уверена.

— Тогда до вечера.

Он положил трубку, не дожидаясь ответа, чем немало испугал Казанцеву. Целый день Машу не покидало ощущение того, что она крючке, а после обеда опасения подтвердились. Позвонила мама и со слезами рассказала о том, что Тамару сбила машина, скрывшись с места происшествия.

Уже в приёмном покое, когда тётка уснула после двойной дозы лекарств, унявших боль в поломанных ребрах и раскалывающейся после сотрясения голове, девушка решительным шагом вышла в коридор и, понимая, что пути назад нет, набрала нужный номер:

— Вот и ты Машенька… Как там тётя? — бархатный голос Мороза не оставлял сомнений, в том, что авария дело его рук.

— Записывайте. Только не трогайте больше моих родных. Лучше меня.

— Ты красивая, нежная девочка. У меня на тебя рука никогда не поднимется, разве что член. Жду информацию.

Уже позже, когда губернатор распорядился перевести Тамару в платную палату с лучшим персоналом, Маша дала волю слезам. Связанная по рукам и ногам, она совершенно не представляла, как поступить, поэтому просто цепенела от горя и беспомощности.

В голове девушки пульсировала единственная мысль: она предательница, сливающая губернатора врагам.

Рано или поздно он узнаёт… Что будет дальше, ей было даже страшно представить.

10

Казалось, на Александра Николаевича свалились все проблемы разом.

С разводом возникла заминка, и решение снова откладывалось, чему видимо были несказанно рады жена и дочка, все еще мечтающая о воссоединении родителей. На работе тоже всплыла куча проблем, и служба безопасности даже сделала предположение, что Горина кто-то сливает, этим немало взбесив губернатора.

— Саш, всех проверим, не переживай. Сука долго таиться не сможет, — успокаивал помощник.

— Это кто-то из новых, потому что всей старой команде я верю. Это же костяк.

— Найдем, шеф. Не стоит беспокоиться. Нам главное сейчас столице объяснить, почему с этим потоком не разобрались. Они, конечно, в курсе, но сам понимаешь… Выглядит, как будто утечка от нас…

— Решай, Юра.

Единственной отдушиной была Маша. Нежная и сладкая, она, наконец, стала прежней и теперь занимала все его мысли и свободное время.

Гориным овладело давно забытое чувство страсти и влюбленности. Ощущение того, что получил девственницу, да еще и полностью подходящую ему в постели, будоражило и пробуждало внутри какой-то собственнический инстинкт, который хотелось закрепить ее полной зависимостью и беременностью.

В конце концов, он, опытный мужчина, иногда еще видел в ее глазах желание освободиться и какой-то глубоко запрятанный страх. Вывод напрашивался сам собой: она все еще думала об освобождении.

Потягивая янтарный виски из тяжелого стакана, Александр Николаевич лениво размышлял над тем, что беременностью он убьет двух зайцев: во-первых получит долгожданного наследника, а во-вторых привяжет Машу.

Возможно она сама еще не подозревает, но Горин сразу видел наметанным глазом, что Машу ребенок сделает домашней и максимально послушной. Такая, как она просто рождена для того чтобы быть матерью: натуральная, нежная, красивая… Хотелось жениться и сделать Казанцевой не одного, а минимум троих младенцев и желательно друг за другом. Представив ее круглые, полные ужаса глаза, если она узнает о его планах, Горин вдруг расхохотался. Хотя куда она денется?

Он живо представил беременную Машу на кухне, хлопочущую над ужином и по телу вдруг разлилось невероятное спокойствие и тепло. Все это обязательно скоро будет. А пока можно хоть немного дать ей отвлечься.

Да и вообще больше нет смысла постоянно сидеть дома… После той самой памятной статьи прошло уже полтора месяца, поэтому город утих и привык к мысли, что губернатор аморальный тип, поправший институт семьи, а значит можно везде брать любовницу с собой. Пусть привыкают к той, которая скоро станет женой первого лица области.

Вечером они отправились вместе в один из уже хорошо знакомых Горину ресторанов, и хотя он привык ужинать дома, но иногда, скрепя сердце, можно было обойтись без так полюбившегося ему ритуала — есть приготовленную его студенткой пищу.

Маша была такой расстерянно-прекрасной в откровенном бежевом платье, что машине он не выдержал и выгнав водителя прямо на обочине задрал тонкую ткань и усадив себе на колени, глубоко и резко отымел ее до хриплого крика и запотевших стекол.

— Мне было больно, — обиженно пожаловалась Маша, пытаясь поправить свой помятый вид.

— Прости, малыш. Не сдержался, — покаялся обескураженный собой Горин, — сам не понял, что на меня нашло, не рассчитал силу… Не смей ходить без белья,