Гранит и бархат - Вера Армстронг

— Лапочка, это было не просто, — прошептал он. — Мне приходилось призывать на помощь все свое самообладание, чтобы отказаться от того, чего мне хотелось больше всего на свете, и что ты мне предлагала.

— У-у-у-ф! — Она не смогла найти слов, чтобы выразить негодование, которое моментально было погашено сладостным чувством, когда жар его губ коснулся ее разгоряченного рта. Селина застонала, чувствуя, что нестерпимое желание его ласк превращает тело в пылающий костер.

Кончик его языка, проникнув внутрь сквозь ее полураскрытые губы, коснулся ее языка. Охватившее его желание чувствовалось в его глухом голосе, когда он прошептал:

— Я хотел, чтобы ты почувствовала ко мне симпатию, прежде чем мы отдались бы друг другу. Мне было это необходимо. Я эгоист, да? — Адам стал слегка покусывать ее нижнюю губу, одновременно лаская ее языком, и прошептал. — До сегодняшнего дня мне казалось, что ты чувствуешь ко мне только отвращение и недоверие. Но сейчас мне впервые кажется, что это не так.

Селине казалось, что сердце ее разбухает в груди и готово разорвать ее. Неожиданное открытие потрясло и опечалило ее. Она любила его.

Как долго она старалась не признавать эту губительную для себя истину? Как долго она упрямо скрывала ее от себя самой?

Из-под ее прикрытых пушистыми ресницами глаз скатилась горячая слеза, и он медленно слизнул ее. И это нежное, легкое и доверительное движение окончательно сразило ее. Сердце разрывалось от нестерпимой любовной истомы, — Не плачь, — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Теперь все будет хорошо. Поверь мне.

Поверить ему? Селина слишком хорошо его знала, чтобы сделать это. Она совершила колоссальную ошибку, полюбив его. Но как могла она объяснить это ему, не выдавая себя? Меньше всего ему хотелось бы слышать ее сентиментально-плаксивые признания в любви! Для него любовь всегда была глупой иллюзией!

Селина попыталась оттолкнуть его, но эта слабая попытка сопротивления неожиданно сменилась всепоглощающим желанием отдаться ему. Здравый смысл, осторожность, чувство самосохранения — все исчезло. Ей было нужно от него только одно, а потом она до конца своих дней будет жить воспоминаниями.

Но он отвел ее руки, в страстном объятии охватившие его, и стал целовать ее ладони, затем, встав на колени, приподнял ее и, держа руками ее голову, стал целовать ее так нежно и страстно, что она полностью отдалась охватившему ее сладостному чувству, совершенно забыв обо всем на свете.

Его горящие жадным блеском глаза и дрожь во всем ее теле свидетельствовали, что им обоим этого было недостаточно. И все же она сделала последнюю попытку спасти свое самоуважение, свои принципы, с трудом проговорив:

— Ты бы никогда не выполнил своей угрозы в отношении Мартина. Даже если бы я и не подумала выйти за тебя замуж. — Это было все, что она успела сказать, потому что он начал медленно раздевать ее, покрывая обнажаемое им тело долгими и страстными поцелуями, затем глухо проговорил:

— Я все думал, когда же ты наконец догадаешься.

Его жаждущие губы нашли ее набухший сосок, он стал ласкать его языком, заставляя ее стонать в сладостных муках, и она не заставила себя долго ждать, когда он прошептал умоляюще:

— Ласкай меня! Прошу тебя, ласкай меня!

Из ее груди вырвался звук, похожий одновременно и на стон, и на всхлип, когда она стала раздевать его дрожащими руками, затем, не сумев расстегнуть молнию его брюк, она стала покрывать страстными, жадными поцелуями его великолепную мускулистую грудь, поросшую темными курчавыми волосами, чувствуя, как он напрягся и дрожит, умоляя не останавливаться.

Когда они вдвоем справились с его одеждой, и он лежал рядом с ней столь же бесстыдно обнаженный, как и она, Селина закрыла глаза, чувствуя, как все ее существо сотрясает такой исступленный восторг, такое блаженство, которого ей никогда еще не приходилось испытывать. Водоворот желания и любви захлестнул ее окончательно, и она почувствовала, как он стал входить в нее. Каждое движение, каждое погружение вызывали у нее ощущение того, что она возносится все выше и выше, к небесам, где не существует ни времени, ни реальности…

Селина по-прежнему была погружена в сладостное чувство блаженства и полного и неизбывного счастья. Она знала, что ей нужно все как следует продумать, и продумать очень четко и быстро. Но время для этого еще не пришло. Нет, пока она все еще пребывала в мире удивительных ощущений, которые подарил ей Адам.

Часы на приборной доске показывали уже начало первого, шуршание колес по шоссе своей монотонностью усиливало ее мечтательно-сонливое состояние, и она с трудом подавила зевоту.

Они выехали почти час назад, и Селина решила, что они навсегда закрыли дверь за чем-то, что больше никогда не вернется в их жизнь.

Но сейчас она не хотела думать об этом. Она просто была благодарна Адаму, что он, как и она, не собирался вести пустую беседу, а был погружен в собственные мысли.

На секунду ей захотелось узнать, о чем он думает. А потом она решила, что ей лучше об этом не знать. Вздохнув, она позволила себе бросить короткий взгляд в его сторону. Свет, идущий от приборов, слегка освещал его точеный профиль, и с нежностью и любовью она отметила, что некогда жесткая и твердая линия его красивого рта стала мягкой и чувственной.

Селина еще раз вздохнула, свернулась калачиком в глубине мягкого, удобного кожаного кресла и заснула.

Она проснулась, почувствовав, что руки ее обхватывают его шею, лицо уткнулось в мягкую ткань его рубашки, а ноздри ощущают мучительно-сладкий волнующий запах его плоти. Не понимая, где она и что происходит, она сжала объятия, чуть не задушив его, так что он на мгновение споткнулся, затем услышала его низкий бархатный голос:

— Я думал, ты уже никогда не проснешься.

Он нес се по лестнице своего городского дома. Она наконец-то смогла разглядеть обстановку, и ее бедное сердечко вздрогнуло и чуть не остановилось, когда он ногой открыл дверь своей спальни и отнес ее на свою кровать.

Положив ее прямо на покрывало, как будто она была драгоценным и хрупким предметом, он посмотрел на нее нежно-страстным взглядом и спросил:

— Мне сейчас тебя раздеть, или после того, как я принесу шампанское?

Селина почувствовала, как что-то гнетет ее ноющее сердце, и тупо повторила за ним, стараясь преодолеть это чувство:

— Шампанское?

— Надо отметить! — Адам откинул рукой со лба спутавшиеся волосы, и теплая улыбка его была как весенний луч после суровой зимы.

Однако она не согрела ее. Она не должна этого допускать! И она не допускала этого, даже когда он сказал слегка охрипшим голосом:

— Я заморозил его, как только познакомился с тобой, в ожидании этого момента.

Момента, когда он понял, что победил, когда решил, что она согласилась на брак по его правилам?! Селина не знала. Она еще не знала очень многого. Но она не стала спрашивать его ни о чем. Все вопросы так и останутся не заданными — навсегда! Неужели ей не безразлично, почему он выбрал ее?