Игра в классики на незнакомых планетах - Ина Голдин

Он пошел со двора; шепот клеился к спине:

– Х-ходит тут… С-странный какой… может, ш-шпион…

Жозеф чувствовал, что это не последняя метка, которую придется стирать. Но не сейчас, дома…

Церберы. Хуже консьержек.

Город ему не доверял; отчего-то это казалось обидным.

От крыльца «церберы» отходить не собирались, затеяв пересказ какого-то сериала. Пока они здесь, о том, чтоб войти в подъезд, можно и не думать. Жозеф спрятал руки в карманы и решил пойти прогуляться. Тем более что ветер унялся и стало теплее.

Он остановился, увидев небольшой дом – одноэтажный, старый, с кружевцами. Здесь много было таких домов, в провинциальном безнадежном стиле разрушенной России. Странный уют, свет в окнах. И черное и вязкое оттуда – так, что рука Жозефа сама поднялась и сотворила крест. Запах, как от поля боя… день на третий.

Он отвлекся, засмотрелся на небо, а когда еще раз взглянул на дом, то увидел вместо него огромный, помпезный новорусский храм. Замели мусор под ковер, молодцы… На куполах плясали отблески лунного света – будто огни святого Эльма.

«Если воспоминания такой давности, то у нас в городе одно место, верно?»

Все же странно – ведь и во Франции убивали королей, вон как весело летели головы на площади… И что? Булыжники сглотнули кровь, город умылся утренней росой и снова улыбается. А тут… Гнилое место. Проклятое.

Наверное, тут не умеют писать на месте разрушенной тюрьмы «Здесь танцуют».

Стоять стало неуютно, вдобавок поднялся ветер и снова взмел снежную крупу. Подчиняясь интуиции, Жозеф перешел на другую сторону – туда, где по холму спускалась цепочка белоснежных зданий. Одно из воспоминаний его собственного детства – дом пионеров.

* * *

В пустом саду, укрытом от ветра, стояла беседка. Посреди озера. Жозеф поежился при виде этого озера и все-таки пошел вперед по протоптанной дорожке, потом по мостику. Над темной водой низко висела огромная белесая луна.

Жозеф поздоровался с девушкой, сидевшей в беседке. Той явно было не холодно, шубка накинута лишь для вида, на коленях – маленькая потрепанная книжица.

– Bonjour, – сказала она, оборачиваясь и глядя на Жозефа глазами с черно-белой фотографии. Не совпадение: на его работе совпадений не бывает. Он ответил ей по-французски, представился другом ее отца. Призраки верят всему, что им скажешь.

– Ах да, вы же приходили к нам…

– Не помешаю?

– Как можно…

Он присел рядом на скамейку, заглянул в книгу, зная, что времени у него мало. И спросил наугад:

– Послушайте, мне очень важно знать, вы случайно не забыли… не потеряли чего-нибудь важного… недавно?

Призраков не надо бояться спрашивать прямо.

– Ой, – она взмахнула чернильными ресницами, – вы как в воду смотрели! У меня шкатулка пропала, с аистами. Бабушкина еще, из Пруссии… обыскались, Маруся весь дом перетряхнула, я уж не знаю, что и думать!

Кокетливый взгляд:

– А вы не поможете мне найти…

Как многие призраки, она посчитала, что Жозеф послан ей лично. У теней это бывает; все больше от одиночества.

Из-за этой шкатулки мадмуазель, значит, и вернулась в Россию. Сидит в беседке и читает свой томик Сытина, никогда не переворачивая страницу…

За кустами раздался вдруг пронзительный свист и мальчишечий голос:

– Тили-тили-тесто! Жених и невеста!

– Это Павлик, – вздохнула Сонечка. – Дурной мальчишка. Он все время в этом парке…

Она отвлеклась, и у Жозефа получилось встать и откланяться. У самого выхода из парка он обернулся: в беседке уже никого не было. Бронзовый Павлик высунулся из-за дерева и засвистел ему вслед, а потом проорал:

– Распустила Дуня косы, а за нею все матросы!

Потом и он исчез.

* * *

Жозеф вернулся в гостиницу – поспать хоть несколько часов. Теперь у него было за что зацепиться; однако он понимал, что дело легким не будет.

Все-таки в Париже – который теперь чувствовался болезненно-родным – он всегда, стоило ему задрать голову и посмотреть, как лимонное солнце просвечивает через кроны дубов, ощущал поддержку и любовь – этого квартала, этого города, этих притиснувшихся друг к другу кремовых домиков.

И всегда откуда-нибудь тянуло кофе.

Здесь же основным ощущением была враждебность.

* * *

Детям легче войти в Лабиринт; для них всегда открыты дыры в заборах, манящие летней темнотой туннели в зарослях, двери пустых домов. Но и знающий взрослый разыщет путь без труда. Самая простая практика – пожалуй, заплутать в незнакомом районе. В своем городе, даже таком, как Париж, это требует умения. Но здешних улиц Жозеф давно не помнил и поэтому просто свернул – наугад удаляясь от запруженных, крикливо освещенных проспектов.

Русские города, как он успел заметить, выставляли свои размеры напоказ, кичились шириной улиц, растягивались и пыжились, как могли. Взять ту же Москву с ее жуткой манией величия…

Здесь было холоднее. Руки уже болели от мороза, ног он не чувствовал. Жозефу нестерпимо захотелось домой, где сейчас тепло и чуть дождливо. Присесть бы в «Дантоне», вдыхая приторный, почти ядовито-сладкий запах конфет из лавки неподалеку, заказать кофе.

Жозеф моргнул, поежился и ускорил шаг. Он не удивлялся уже, как смог этот город затянуть Сабин. Внутри он был темным и глубоким, как болото; полным тяжелой, суровой энергией, вроде той, что скапливается в небе перед грозой.

Город стал уже заметно ниже и темнее, теперь его не светлил даже снег. Откуда-то донесся гулкий мужской голос:

«…после тяжелых и продолжительных боев наши войска оставили Смоленск…»

На боку одного из домов мелькнула вывеска с ятями и завитушками.

Однако, когда Жозеф оглянулся, храм нависал над ним все с тем же укором.

Теперь нужно было нащупать путь к дому Ламбертов. Он припомнил ориентиры, неизменные в обоих городах: столетние деревья, памятники, под которыми назначает свидание не одно поколение… Уродливый столб башни, скажем, оставался на месте.

Он увидел Сабин, когда выбрел на нужную улицу. Девушка выглядела не по-здешнему. Хоть одежда и была совершенно обыкновенной – тонкое черное пальто, перехваченное пояском на талии, белый шарф, высокие сапоги. Обыкновенной – для первой линии метро, но никак не для этого города.

Шагала она медленно, неуверенно, щурилась, пытаясь в сумраке разобрать номера домов.

Так, мадемуазель Манжено… кажется, этот город вознамерился вас сожрать.

Жозеф пошел за ней осторожно, как за лунатиком. Заблудившиеся и есть лунатики.

– Мадемуазель Манжено? Сабин Манжено?