Дитя лагуны - Сонда Тальбот

Мик вспомнила рассказы Риокаа о брате его приятеля… Минуи. Что, если этот человек погиб по вине людей Лаэрта?! Ужасно! Нет, этого не может быть! А если может?! Перед глазами Мик встало лицо Мидаса с маленькими бегающими глазками и слащавой улыбочкой, не сходящей с этого противного лица. Впрочем, нет… Один раз эта улыбочка исчезла. Как раз тогда, когда Мик заявила, что она — американская журналистка. Наверняка Мидасу не хотелось, чтобы его имя оказалось упомянуто в прессе…

Боже правый! Могла ли Мик подумать, что ее любовник затеял такую игру? Может быть, он не совсем понимает, что происходит на побережье, как этим людям важны их дома?

— Послушай, Лаэрт… — Мик старалась говорить спокойно и держать себя в руках. — Ты хотя бы представляешь, как тяжело человеку, привыкшему к тихой, спокойной жизни, переехать в город?

Лаэрт пожал плечами и сник. Он ожидал, что Мик обрадуется, а вместо этого услышал какой-то нелепый вопрос.

— А что делать? Всем тяжело. Мне тоже нелегко жить с женщиной, которая постоянно на меня давит… Слушай золотце, — стараясь не привлечь внимания, Лаэрт осторожно коснулся рукой ее пальцев, — ты ведь хочешь, чтобы я развелся с Ольгой? — Он не стал дожидаться ее ответа, словно этот вопрос был для него давным-давно решен. — Значит, нужно идти на компромисс. Смириться с неизбежным. Делая себе хорошо, мы неизменно причиняем кому-то боль. Приходится выбирать, золотце…

Какой цинизм! Какая искаженная мораль! Мик словно видела этого человека впервые в жизни. Эрик… Эрик никогда бы не сказал такого. Он даже не подумал бы о таком. Его дом, построенный своими руками, его фигурки — не на продажу — все это говорило о том, что Эрик Торланд жил по другим правилам, в другом мире… Так что она делает рядом с Лаэртом?! Что?!

Мик с трудом взяла себя в руки. Устроить скандал здесь — глупо и бессмысленно. Она вернется домой и подумает, как ей быть, как жить дальше…

— Пойдем, я познакомлю тебя с Причардом и Фридманом. Увидишь, они отличные ребята.

Сейчас ей было не до Фридмана и Причарда. Но Мик подчинилась Лаэрту и пошла за ним. Двое высоких парней с непроницаемыми лицами, очевидно, были «героями дня».

— Макс Причард и Дэн Фридман, — подтвердил ее догадку Лаэрт. — А это — Микаэла Кимри. Я говорил вам об этой очаровательной леди.

Мужчины по очереди поцеловали ей руку. Они были необычайно галантны, но очень холодны. Макс Причард и Дэн Фридман… Мик должна запомнить эти имена…

На горизонте появилась Ольга Спэлон. Лаэрт бросил на Мик короткий, но многообещающий взгляд и засеменил в сторону своей жены. Господа Причард и Фридман продолжили беседу, которую вели до того, как появилась Мик. Она пыталась заставить себя прислушаться к их разговору, но не могла. Слишком прочно отпечаталось в ее уме то, что рассказал Лэрри. Теперь она должна на что-то решиться. Должна что-то сделать. Но что?!

Стоило Мик закончить отправку первой главы своей книги в одно из крупных издательств, как в дверь позвонили.

О господи! Кто на этот раз?! Мик искренне надеялась, что не Лаэрт. С ним ей предстояло встретиться завтра. И в гораздо более официальной обстановке… Мик убрала со стола коробку с недоеденной пиццей, надела тапочки и пошла открывать. Звонили настойчиво и нервно. Кому-то явно не терпелось ее увидеть.

— Сейчас открою, — буркнула Мик, возясь с замком. Что за люди?! Не могут подождать и минуты…

Открыв дверь, Мик ахнула, да так и застыла с распахнутым ртом. На пороге стоял не Лаэрт, не соседка и даже не почтальон. На пороге стояла ее мать, Мелинда Кимри.

— Мама… — Мик наконец справилась со своими эмоциями. — Я совсем… совсем не ожидала тебя увидеть…

— Может, ты обнимешь свою мать, как это делают нормальные дочери, — вяло улыбнулась Мелинда. — Тем более я пришла к тебе с миром…

Мик обняла Мелинду. Руки у той всегда были холодными, какими-то неживыми, оттого и объятия выходили неуклюжими, неестественными.

— Пригласишь меня на чашечку кофе?

— Конечно, заходи… Только у меня — беспорядок…

Мик выглядела смущенной. Мелинда была чуть ли не единственным человеком, перед кем ей было неловко за свою неаккуратность. Мать с детства пыталась приучить ее к порядку, но это ей так и не удалось.

— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь… — улыбнулась Мелинда. — Не волнуйся, я не собираюсь тебя пилить. Не за этим пришла…

А зачем? — хотелось спросить Мик, но это было бы невежливо.

Мелинда присела на диван и терпеливо ждала, пока дочь приготовит ей кофе. В присутствии матери у Мик всегда все валилось из рук. И даже то, что они с Мелиндой не виделись уже много лет, ничего не меняло. Мик по-прежнему путала кофе и чай, наливала холодную воду вместо кипятка, мешала напиток вилкой и пыталась положить в него соль вместо сахара…

Протянув матери долгожданный напиток, Мик присела рядом. Как странно… Мать — в ее доме. В последний раз Мик видела ее на своей неудавшейся свадьбе. С тех пор они не разговаривали и даже не созванивались. И как мать узнала ее адрес? Об этом Мик могла только догадываться…

— Наверное, ты хочешь спросить, что привело меня сюда? — после минутного молчания поинтересовалась Мелинда. Мик кивнула. — Ответ прост: чувство вины. Все твое детство, всю твою юность я давила на тебя, пыталась сделать из тебя свое подобие… Пичкала тебя ненужными советами, требовала объяснений, которые ты должна была давать только по своему желанию, постоянно лезла в твою личную жизнь, в твое личное пространство… В общем, я делала все, чего не нужно было делать. И только спустя много лет, оставшись в полном одиночестве и узнав, что ты находишься в таком же, я поняла, что была не права. Наверное, это запоздалое признание своих ошибок, своей вины уже ничего не изменит… Но я решила, что должна это сделать. Всю жизнь я лишала тебя свободы, и ты… ты так и не научилась быть свободной… Из-за меня…

— Ты ошибаешься, мама! — воскликнула Мик.

Мелинда посмотрела на нее недоверчивым взглядом. Эта речь, эти признания дались ей слишком тяжело.

— Неужели?

— Да, ошибаешься, — горячо повторила Мик. — Во всяком случае, что касается свободы. Я научилась быть свободной… Правда, случись это раньше, мне было бы гораздо легче жить. Ну ничего. Никогда не поздно начать жить заново. Правда ведь, мама?

Мелинда Кимри не могла сказать дочери правду. Глаза Мик блестели, она верила в то, что говорила. На этот раз Мелинда не собиралась выступать в роли пророчицы. Она только отвела взгляд и кивнула.

— Да, Мики. Никогда не поздно. И я надеюсь, у тебя все получится… И еще, если это, конечно, возможно, я хочу, чтобы ты вспоминала обо мне. Хотя бы иногда… И простила меня…

— Конечно, мама! — Поддавшись непроизвольному порыву, Мик обняла мать. Какой бы ни была Мелинда Кимри, она — ее мать и имеет право на понимание. — Конечно, я прощу тебя… И, разумеется, буду помнить.